Гостинодворцы. Купеческая семейная сага

– Ну, Арина Петровна, прифрантилась, что ль? – справился он у жены, которая, шурша шелковым платьем, вышла к нему в кабинет.

– Совсем готова, Афанасий Иваныч.

Аршинов скосился на Арину Петровну и ухмыльнулся.

– Совсем другая баба стала в наряде-то.

– Я всегда такая.

– Ну, это твое мнение, а мое мнение совсем другого сорта… Все у тебя готово?

– Все. Стол накрыт…

– Стол до тебя не касается, это кондитерское дело… Чай, фрукты?..

– Все готово.

– То-то. У меня чтоб ни в чем не было задержки. А Иван? Где он?

– Ваня все время был дома… Час тому назад я видела, как он по саду бродил…

– Пришел в себя?

– Да чего же ему приходить? Человек как человек.

– Э-эх, – досадливо махнул рукой Афанасий Иванович, – ничего ты не понимаешь!.. Поди и вели прислать его ко мне… да, постой!.. Вот еще что! – проговорил он, поглаживая бороду. – Вынь-ка на всякий случай образ из божницы…

Арина Петровна затуманилась.

– Значит, решил окончательно? – упавшим голосом спросила она мужа.

– Это что еще за глупый вопрос? Что решил?

– Благословить… Ваню… с Алеевой…

– Во всяком случае…

– Афанасий Иваныч, хорошо ли ты обдумал, какое дело хочешь совершить?

Афанасий Иванович вспылил:

– Не у тебя ли ума стану занимать? Опоздали-с, Арина Петровна… мне, слава богу, чужого ума, да еще бабьего, теперь не нужно… Извольте делать, что вам говорят, а рассудить мы и без вас рассудим…

– Бог с тобой, делай как знаешь, Афанасий Иваныч, но только помни: и за счастье, и за несчастье своих детей ты один виновен будешь…

– Не раздражай ты меня… Слышал я это все от тебя не раз, следовательно, пора и бросить… Пошли ко мне Ивана!

Арина Петровна вздохнула и с поникшей головой вышла из кабинета мужа.

Афанасий Иванович прошелся несколько раз по комнате, сел за письменный стол, щелкнул косточками счет и, вскочив с места, снова зашагал по кабинету.

– Проклятые бабы! – выругался он. – Возьмут да и испортят расположение духа. Тьфу! Дурь все это, глупость, книжки окаянные, – плевка не стоят, а тебя расстраивают… Кто тут топчется? – крикнул он, заслышав шаги.

– Я, папаша, – появился в кабинете Иван, – видеть желали-с?

Афанасий Иванович нахмурился и осмотрел с ног до головы сына.

Иван был разодет франтом, расчесан и надушен так, что Афанасий Иваныч чихнул несколько раз.

– Обрадовался, дурень! – проворчал он. – Эк от тебя душищами-то разит… цельную банку, что ль, на свою глупую башку опрокинул?

– Нечаянно передушил-с…

– Нечаянно! У тебя все нечаянно: и пропал на три дня нечаянно, и вексель выдал нечаянно… Твой, что ль? – вынул он из бумажника вексель и ткнул его сыну под нос.

Иван покосился осторожно на вексель и потупился.

– Да ну, говори, – этот, что ль?

– Кажется-с… вероятно, он-с…

– Шут тебя знает, дурака, – заволновался Аршинов, – «кажется, вероятно»… смотри лучше!

– В шесть тысяч? Мой-с! Помню, что вексель в шесть подмахнул, но какою рукой подписывал, левой ли, правой ли… весьма возможно даже, что обеими.

– Тьфу! – скомкал старик вексель и швырнул комок в лицо сына. – И морду-то как следует в порядок не привел.

– Я старался, папаша.

– Старался ты, а над правым глазом что?

– Легкий ушиб-с.

– Замажь.

– Замажу, папаша, это легко сделать-с, совсем незаметно будет.

– Помни мой наказ: чтоб эти похождения были в последний раз, до свадьбы никуда ни шагу, слышишь?

– Клянусь, папаша, никуда не уйду, я больше с грусти зачертил-с…

– С какой грусти?

– Да как же, папаша, разве не обидно, что Олимпиада Сергеевна только об Сережке и мечтает?

– Глупая девчонка!

– А все-таки обидно.

– А ты старайся понравиться ей. Вот приедет к обеду, встреть ее на крыльце и букет поднеси.

– Слушаю-с.

– Девчонки любят, когда за ними ухаживают, а что о Сергее она мечтала, так в этом опасного ничего для тебя нет: выйдет за тебя замуж и Сережку забудет; все, брат, бабенки на одну колодку: с глаз долой – из сердца вон.

– Ну нет-с… не всегда так бывает! – вспомнилась Ивану вдруг цыганка с ее жгучими страстными ласками. – Другие, напротив, папаша, чем дольше не видают, тем больше о том человеке мечтают.

– Это бабенки сами говорят, а ты, с большого ума, и веришь… э-эх, Иван-простота! Как с тебя, дурака, вексель в шесть тысяч не взять? Дуры еще! В двадцать могли взять.

– Зачем же-с? Она честная, папаша.

– Кто честная?

– А цыга…

Иван сообразил, что глупо проговорился, и, закрыв рот ладонью, со страхом посмотрел на отца.

– Так это на цыганку мои денежки пошли, а?

Иван побелел.

«Шут меня дернул! – пронеслось у него в голове. – Ну, значит, опять трепка сызнова, ах ты господи! Что я за несчастный человек такой!»

– Негодяй!.. Следовало бы тебе за цыганок башку перечесать, да боюсь, невеста испугается… Вон, грабитель!

Иван торопливо было юркнул в дверь, но остановился на окрик отца.

– Стой! Поди сюда!.. Слушай, балбес: если ты теперь дозволишь себе опять такую выходку – из дому прогоню, слышишь? Прокляну и выгоню, как червь пропадешь…

– Воля ваша, папаша, – бормотал Иван, пятясь к дверям от отца, наступавшего на него со сжатыми кулаками.

– Вон! И чтоб больше я не слыхал о твоей пропаже, своими руками свяжу и отправлю в часть драть…