Государь Иван Третий

Подскочили мужики и со свежими силами, бегом, вытащили бредень на берег. Заход оказался весьма удачен. Улов был отменный. Князь, подбежав к костру, прыгал то на одной, то на другой ноге, пытаясь согреться.

Один из холопов, схватив осетра за жабры, тащил его волоком показать князю. Но… порадоваться князь так и не успел.

Внезапный конский топот заставил Ивана Васильевича с тревогой посмотреть в сторону. На высоком берегу появился всадник. Конь остановился, наездник спрыгнул и скатился вниз. Судя по одежде, то был воин. Он подскочил к князю:

– Великий князь, татары… у Алексины.

Князь был потрясен. Его лицо, только что светившееся радостью, вдруг побледнело и выражало объявший его испуг. Чего-чего, а войны с татарами он не хотел и боялся. Скорее всего, эта боязнь досталась ему от прошлого. Но он быстро овладел собой.

Кто-то крикнул:

– Смотрите, не княжич ли едет?

Князь поглядел наверх и увидел невысокого всадника – мальчика, окруженного конной охраной и свитой. Среди конников находились бояре Ощера и Мамон, которых князь привечал особо и всегда был рад видеть подле себя. Даже если позабыл их на рыбалку пригласить.

Никто из прибывших в князе ничего не заметил. Только вызвало удивление, отчего Иван Васильевич отвел в сторону сокольничего и что-то долго ему говорил. До того долго, что княжич, Иван Молодой, не выдержал и крикнул:

– Отец, уха стынет!

– Иду! Иду! – ответил тот.

Потом все увидели, что сокольничий кивнул головой и торопливо полез наверх, где его ждала лошадь. Ивану Молодому и другим вновь прибывшим это показалось подозрительным.

– Отец, ты что его отправил? – спросил сын.

Князь промолчал и разместился на шкуре, брошенной около костра. Он был уже одет и выглядел собранным и сосредоточенным. Он попытался сыграть радостного, беззаботного человека, но это ему не удалось. Отведав ухи, он сказал, повернувшись к сыну, сидевшему рядом:

– Учись и здесь быть великим князем. А я должен удалиться.

Он поднялся, кивнул Ощере и Мамону. И они втроем заспешили наверх. Иван Васильевич шагал широко, и его любимцам, чтобы не отстать, приходилось бежать. Поднявшись и садясь на коня, он сказал:

– Татары подошли к Алексину.

– Это, великий князь, война! – сказал Ощера.

– Да, Иван, война! – подтвердил великий князь.

Глава 12

А Рим жил своей размеренной жизнью. До него не доносились скрежет и удары сабель и мечей, исступленный рев воинов. Все это было где-то далеко. А праздник, вот он, – на мощеных улицах Вечного города. И только в старом Бельведерском дворце несколько человек, собравшихся в потайной комнате папы, слушали папского посланника, только что прибывшего с востока Европы.

Там были перемены. Великий венгерский король Матвей Корвин, много лет кормивший папскую курию обещаниями начать крестовый поход против турок, теперь склонялся к тому, чтобы заключить с султаном если не мирный договор, то перемирие. Война, несмотря на присылаемые из Италии деньги, обходилась королю слишком дорого! Король сетовал, что у султана доходов вдвое больше, хотя формально от своих обещаний на счет похода не отказывался.

И все же дипломатические уловки Матвея Корвина не могли скрыть его истинных намерений, поэтому сообщение о скорой потере могущественного союзника стало страшной вестью для папского Рима.

Выслушав усталого посланца, все завертелись в креслах, понимая, что этот пример покорности туркам может быть заразительным. Папа обвел взглядом присутствующих и прочитал по их глазам: «Эта тайна должна умереть в этих стенах». Веки папы тяжело опустились. Все поняли, что они нашли в нем согласие на их решение.

Один из кардиналов поднялся, подошел к столику с разными напитками, внимательно перебрал бутылочки и, взяв в руки одну из них, скосил глаза на папу. Веки того вновь опустились. Тогда кардинал налил в небольшой хрустальный бокал этой жидкости и подал посланцу.

– Выпей, дорогой брат, это поможет восстановить твои силы, – проговорил он, молитвенно сложив руки.

Приняв из рук кардинала бокал, посланец поклонился папе, всем присутствующим кардиналам и выпил жидкость до дна.

– Благодарю тебя, брат мой. Ты принес нам хотя и тяжкие, но весьма важные вести. Ступай отдохни с дороги. Вечером мы встретимся.

Посланец всем поклонился и, тяжело волоча ноги, пошел к дверям. На пороге он еще раз оглянулся и склонил голову. Отойдя пару шагов, посланец вдруг почувствовал жар в груди, ноги его подкосились, и он без чувств повалился на пол. Два крепких монаха спокойно встали из кресел, стоявших в углу, подошли к нему и куда-то потащили.

А в потайной комнате разговор продолжался. Виссарион рассказывал, что ему удалось сделать и что он думает делать дальше.

– Как я понимаю, – сказал папа, – Софья Палеолог у нас пока единственная надежда. Ее будущий супруг обязан будет начать войну с турками. Но Софья до сих пор не нашла себе жениха. Нельзя ли ускорить это дело?

Тот заговорил медленно, придавая вес каждому сказанному им слову.