То были бывшие новгородские ушкуйники. Многих московская стража потопила, а некоторым удалось бежать в леса, где они укрылись от погони. Возвращаться в Великий Новгород они боялись, узнав, что власть там полностью принадлежит Ивану Васильевичу и по возвращении их ждет суровый суд. Тогда они решили пограбить несколько хороших купеческих обозов, сбыть товар, а деньги поделить и разбежаться. В глухой чаще вырыли себе землянку, а сами расположились поближе к дороге и, выставив пост, жили в ожидании купеческих обозов. В еде они не нуждались. Лес был забит дичью, лосями. Известие, что на дороге появились люди, было первым за все дни их пребывания здесь.
Не сговариваясь, по одному, они стали выбираться на опушку леса. Те, кто добрался до места, затаившись, наблюдали за путниками. Впереди, с ношей за спиной, шел здоровый парень. Видать, ходить по таким местам он умел. Ощупав палкой землю вокруг себя, они порой возвращались назад и искали новый путь к лесу.
Наконец, почти у самой опушки, высокий путник почувствовал, что земля под ним твердая.
– Все, Ольга, – сказал он, – считай, опасность позади. Сейчас выберем место…
– Что-то дымом пахнет, – проговорила Ольга.
Дорофей потянул воздух.
– Точно, дым! – подтвердил и он.
– Назад пойдем? – спросила Ольга. – Вдруг здесь лихие люди?
– Назад? – Дорофей и сам почувствовал неладное.
– Назад мы вас не пустим, – раздался голос, и из-за берез вышли несколько человек.
Ольга подскочила к Дорофею.
– Не бойся, – шепнул он ей, – я тя в обиду не дам. Здравствуйте, милые люди, Бог вам в помощь!
– Здравствуй и ты. Далече ли путь держишь? – спросил один из мужиков, подходя поближе к паре.
Это был здоровый, коренастый мужик. Взгляд его красноречиво говорил о нем. Шубейка распахнута, на поясе висел длинный кинжал. «Предводитель», – определил Дорофей.
– Ну, проходите, гостями будете. – Мужик то ли в насмешку, то ли для заманивания поклонился и рукой показал, куда идти.
– Коль зовешь в гости, рады твоему приему.
По глубокому снегу они подошли к костру. Тут дров не жалели.
– Сидайте! – указал главарь на две чурки у костра.
Дорофей кивнул Ольге, мол, садись, а сам не торопясь снял торбу, выбрал место, куда ее поставить. Потом, ногой подвинув чурбан поближе к Ольге, сел.
Дорофей повел себя этаким простецким парнем, который попал в свою среду.
– Как вы тут? Мне приходилось вот так… хорониться от посадника и его подручных.
– Ты сам-то откель?
– Я-то? Да с Пскова.
Главарь посмотрел на своих и сказал:
– А мы с луны упали.
Все рассмеялись. Смеялся и Дорофей.
– Видел я, как оттуда падают. Соломки поболее стелить надо.
Заржала вся банда.
– Раз ты нашенский, то обычаи наши знаешь. С тобой девка? – спросил внезапно главарь.
– Да сам не знаю. Встретил по дороге. Морда-то завязана. Думаю, паренек, – ответил он.
– А мы счас посмотрим! – заявил главарь и толкнул в бок сидевшего справа ушкуйника.
Тот лениво поднялся и направился к Ольге. Подойдя, скомандовал:
– Сымай!
Глазенки уставились на Дорофея. Тот моргнул, мол, не бойся, в обиду не дам.
– Ну, сымай! – Ушкуйник протянул руку к Ольге.
Никто не понял, что произошло, но мужик оказался в центре костра. Дикий вопль огласил лес. Все на секунду опешили, а потом разом двинулись на Дорофея.
– Эй, атаман, что-то те хочу сказать! – поднял руку Дорофей.
Ушкуйники остановились. Главарь расценил, что парень, чтобы спасти себя и бабу, хочет сказать ему что-то важное. А что может быть важнее хорошего откупа или клада?
– Пошли побалакаем, – позвал Дорофей и, уверенный в том, что тот пойдет за ним, двинулся в гущу леса. Пройдя пару десятков шагов, когда стволы деревьев закрыли костер, Дорофей остановился около огромной березы.
– Слышь, атаман, что я те хочу сказать. – И, словно боясь, что его могут подслушать, стал оглядываться по сторонам. Это как-то расхолодило атамана, и он подошел почти вплотную. Дорофей склонился, словно что-то хочет сказать ему на ухо. И тот склонил голову, желая его послушать. Удар головой о дерево был такой сильный, что атаман, даже не вскрикнув, медленно осел, а затем повалился в снег.
Дорофей вернулся как ни в чем не бывало и сел.
– Эй, – он ткнул пальцем в сидевшего мужика и еще в одного, – он вас зовет.