Государева крестница

— Андрей Романыч, Елисейка не на виду у меня, про него знаю лишь то, что арап сумеет пронюхать. А как он последний раз пришёл да сказал, что решено её умыкнуть, я сразу за посольским стряпчим послал, потому как тебя выкликать, с ними не поговоривши, было бы лишено смысла. Пока то да сё, считай, дня и не бывало. Да ещё Юшка мой, дурак непроворный, крепко подвёл! Я ведь как думал: к вечеру он до Коломны дотрюхает, а ты сразу на́конь и к утреву у меня будешь. Оно бы и поспели в тот же день забрать из Москвы вас обоих. Так ведь он, стерва ленивая, утром лишь тебя отыскал...

— Чего ж теперь об этом, — проговорил Андрей сипло, с натугой проталкивая голос из гортани. — А как... через кого узнал, что взяли её?

— Через того же арапа, что сидит у Бомелия...

Андрей прыгнул с постели, словно выброшенный пружиной, стал поспешно одеваться.

— Её что, туда отвезли?

— Туда. И похоже... лекаря она убила.

— Настёна — лекаря?! Бомелия?!

— Вроде так он слыхал...

— Слыхал иль видел?!

— Нет, видеть не мог, там только слушать можно. Сейчас покажу тебе его, так ты не дивись, — знаешь, кто это? Приятель твой, Юсупыч.

Ошеломлённый первой новостью, эту вторую Андрей воспринял уже как пустяк.

— Так он и в сам деле у лекаря обосновался, пёсий сын... Мне про то говорили, не помню кто. Что ж, рыбак рыбака видит издалека... А теперь, выходит, к тебе переметнулся? Ну ловок, старый блудяга...

— Не спеши старика корить, Андрей Романыч. Не перемётывался он никуда, а к Елисею я его сам послал... После того, как ты прогнал его взашей — опять же с моего наущения.

— Как это понять, с твоего?

— Да это я ему сказал: сделай, мол, так, чтобы Лобанов тебя вышиб да чтобы поболе народу про то знало. Иначе ему к Елисейке-то опасно было бы податься... А так вроде поверил!

Андрей, застёгивая кафтан, усмехнулся:

— Да-а-а... ловко вы меня провели! Я ведь тогда страсть как на него осерчал, после ещё думал: ну не приведи Господь встретить где, за милую душу пришибу злоязычника... Слава Богу, не встретил!

Юсупыч, видно, хорошо запомнил угрозу, громогласно высказанную ему вслед в тот день, и на вошедшего Андрея глядел сейчас боком, с некоторой опаской во взоре. Андрей шагнул к нему, протягивая руки:

— Здорово, отец! Прости, худо о тебе мыслил... а нынче рад видеть, хоть и дурные ты принёс вести, и за службу благодарствую, — знаю, нелегко тебе было у проклятого лекаря — и трудно, и опасно. Спаси тебя Бог, отец...

Арап, крепко притиснутый к его груди, всхлипнул и промолвил сдавленным голосом:

— Не ослышался ли я, о доблестный, ты дважды назвал меня отцом?

— А кто же ты мне, как не второй отец, коли жизнь для меня не побоялся поставить на кон...

Так Настю, говоришь, не видал, только слышал голос? Что она говорила?

— Сыне, она отважно поносила Бомелиуса, назвала его жабой и ещё как-то, а потом я услышал звук удара, и ещё разбилось нечто стеклянное, и она закричала: «Люди, я убила лекаря!». Я сразу побежал вниз и успел лицезреть её, сыне! Луноликую вели под руки, но я смог заметить: к ней не проявляли враждебности... я бы скорее сказал — вели как бы с почтением, нашу жемчужину!

Годунов глянул на Андрея, хотел что-то сказать, но промолчал.

— А теперь я должен вернуться туда, — закончил Юсупыч.

— В своём ли ты уме? — спросил Годунов. — Там теперь всё вверх дном перевернут, не хватает ещё, чтобы и тебя схватили!

— Почему там будут переворачивать вверх дном, если некого искать? Луноликая не отрицает своего деяния, она сама позвала людей — как если бы убиение жабы произошло случайно. Не исключено, замечу, что так оно и было! Мне же надо быть там на виду, иначе это может вызвать подозрения. А кто, если не я, сможет сообщить тебе, куда её увезут... или хотя бы что собираются делать — увезти или оставить там. Что сомнительно!

— Да, это сомнительно, — согласился Годунов. — Ладно, Юсупыч, ступай, только с опаской. И если узнаешь, что девицу увезли, — постарайся хотя бы спросить куда и немедля возвращайся сюда.

Когда Юсупыч ушёл, они некоторое время сидели молча — говорить не хотелось, — потом Андрей сказал:

— Вот и не верь после этого в предчувствия! Я, как отъехал от Фрязиных, даже коня поворотил — заеду, подумал, в храм, после провожу её домой, а уж затем к тебе. Вроде как толкнуло что! А потом думаю: ладно, ужо утром повстречаемся, боярин поспешить велел... Э-э-х! Был бы там...

— То скорее всего и в живых бы уж тебя не было, — подсказал Годунов. — Сколько их там было — трое, четверо? А на такие дела, знаешь небось, сосунков не посылают... так что Бога благодари, что мой наказ вовремя тебе вспомнился. Ладно, не будем гадать о том, что могло, а чего не могло быть. Теперь-то что делать будем?

— Да что тут делать... Ждать надо! Может, Юсупыч чего узнает. У тебя есть ли кого к Никите послать сей же час, в ночь.

Годунов кивнул: