Государева крестница

И вдруг всё изменилось. Однажды Абдурахман был оставлен в лабораториуме с поручением убрать и навести порядок (служителей-московитов Бомелий сюда и близко не подпускал). Обметая паутину с потолка, он невзначай задел один из проволочных крючков, на которых висело большое — в сажень меле краями растянутых вширь плавников — чучело искусно высушенного ската, и огромная рыбина закачалась над столом, скособочившись и едва не обломив об потолок свой длинный, изогнутый крючком змеевидный хвост. Абдурахман вскарабкался на стремянку и уже почти повесил чучело на место, когда заметил прямо над ним нечто вроде круглой заслонки, слегка отошедшей от потолка. Он стал прилаживать её на место, но заслонка вывалилась ему в руки — за нею было круглое отверстие, вероятно устье уходящей вверх трубы.

Приделанная к заслону жестяная обечайка, набитая паклей, сильно проржавела и погнулась, оттого плохо держалась в трубе. Абдурахман выправил её, сколько смог, и отвёл рыбину чуть в сторону, дабы не мешала закрыть потолочное отверстие, — как вдруг оттуда, из трубы, донёсся до его слуха знакомый кошачий вопль, отдалённый, но отчётливо слышный и, главное, узнаваемый. Так хрипло и надрывно мог орать только управителев Васька, снова угодивший в чердачную каморку Абдурахмана.

Дверь там была без щеколды и легко открывалась, если нажать снаружи. Это кот умел, хотя непонятно, что привлекало его в самой каморке, — мышей хватало повсюду. А вот выйти наружу у Васьки не получалось: дверь была слегка перекошена и сразу закрывалась сама, а потянуть её на себя смекалки у кота не хватало. Попавшись в очередной раз, он принимался орать на весь чердак, однако в нижних покоях его было не услышать, и Васька иной раз оставался в узилище целый день, покуда не вернётся Абдурахман.

Сейчас, однако, его слышно... Выходит, труба где-то рядом с каморкой? И должна быть в ней плохо заделанная дыра, иначе звук не доходил бы так ясно. Абдурахман задумался, подвешивая ската в прежнем положении. Устье трубы оставил открытым, положив заглушку на брюхо рыбины — словно она сама туда вывалилась. Бомелий в тот день был у государя, обычно он оставался там надолго. Спустившись со стремянки, Абдурахман оглядел подвешенное чучело со всех сторон — лежащей на нём заслонки не было видно ниоткуда. Своды здесь были невысоки, и перевёрнутую кверху брюхом плоскую рыбу, дабы не мешала, подвесили под самый потолок, на расстоянии не более полуаршина. Виси она ниже, дыру рано или поздно заметили б.

Поднявшись к себе, он выпустил ошалевшего в заточении кота и стал осматривать тёплую кирпичную стену, к которой каморка была пристроена. Здесь проходили дымоходы от разных печей на поварне и в жилых покоях, а также, надо полагать, от большого очага в лабораториуме. Одна сторона стены, однако, никогда не нагревалась; он давно это заметил, вероятно, там и должна была находиться лишняя труба — не дымовая, а просто служившая когда-то для вытяжки воздуха.

Грубая кирпичная кладка стены была не оштукатурена, и Абдурахман без труда нашёл на холодной стороне то, что искал. Низко над полом была раньше небольшая отдушина, потом её заложили, но наспех, даже не потрудившись скрепить кирпичи известковым раствором. Осторожно вынув верхний, Абдурахман просунул руку в отверстие, потрогал кладку изнутри — сажи на пальцах не оказалось. Труба и впрямь была вытяжной. Но та ли это, коей устье раскрыто над чучелом ската в лабораториуме?

Тем же вечером он убедился в верности своей догадки. Вернувшись из дворца в дурном расположении духа, Бомелий отослал его, сказав, что работать нынче не будут — ему-де надо сделать кой-какие записи. Велел только развести огонь в большом очаге. Сделав это, Абдурахман поднялся к себе и прилёг на пол возле отдушины. Оттуда явственно припахивало дымком (очаг в лабораториуме всегда после розжига некоторое время слегка дымил — покуда не прогреется дымоход), и, более того, было хорошо слышно, как шуршат бумаги и поскрипывает кресло Бомелия. Потом кресло скрипнуло громче, его отодвинули со стуком, и послышались неторопливые шаркающие шаги — то затихающие, то приближающиеся снова. У лекаря была привычка расхаживать по палате, что-то обдумывая. Вложив на место кирпич, Абдурахман поднял руки и возблагодарил Аллаха за необыкновенную удачу: в его распоряжении истинное «дионисиево ухо»!