Государева крестница

Назавтра он послал за своим человеком, который ведал поставками на посольское подворье положенных по чину съестных припасов, и велел тайно передать стряпчему Акиму Лурцыну, что ждёт его по самонужнейшему делу. Стряпчий пришёл на следующий день — как и в прошлый раз, в сумерки, хотя и с запасом времени до закрытия уличных решёток, — неприметно одетый в ловко подобранную смесь московского и иноземного платья. Годунов снова подумал, что Акимка не так прост, как хочет казаться. После обычного обмена любезностями, вопросов о здоровье и тому подобном постельничий перешёл прямо к делу. Господину Лурцыну, несомненно, ведомо, сказал он, сколь превратна судьба тех, кто служит при дворе могущественного правителя, будь то в высоких или малых чинах. Она превратна и подвержена самым внезапным переменам даже в мирное время, а тем паче во время войны, когда не всё идёт так, как хотелось бы, и среди ближних к престолу бояр начинается разброд: кто сумеет дать государю лучший совет и убедить его в своей правоте, причём каждая сторона якобы печётся о благе державы, на деле же мыслит лишь о собственном, сугубо корыстном. И добро бы тех сторон было лишь две, их возникает множество, и у каждой свои единомышленники, кои также втягиваются мало-помалу в эти раздоры, и никто из причастных не может быть уверен в том, что не пострадает при взаимном сведении счетов...

Выслушав это с сугубым вниманием, стряпчий согласно покивал и позволил себе заметить, что при дворах европейских всё происходит точно так же и самое прискорбное заключается в том, что при сведении счетов — а таковое сведение всегда неизбежно, какая бы сторона ни одержала верх, — при сведении счетов чаще всего страдают именно те, кто помельче. Верховоды же, истинные возмутители государственного спокойствия, обычно отделываются сравнительно легко.

— Ну, это, может, они у вас там, в Европе, легко отделываются, — сказал Годунов. — Однако не о них речь, Бог с ними, с верховодами. Господин посол Бевернов не отказался ли от намерения свести знакомство со своим племянником?

— О нет, нет! — Стряпчий даже руками замахал, как бы отметая подобное предположение. — Обнять сына своей любимой сестры есть горячее желание барона фон Беверна.

— Душевно желаю, чтобы оно поскорее исполнилось, — заверил Годунов, — и не пожалею усилий, дабы сему способствовать. Помогать ближнему не есть ли первейшая заповедь Господа нашего Иисуса Христа? Таковая помощь не только богоугодна, но также и дальновидна, ибо никто не знает сегодня, не окажется ли наутро и сам в какой нужде...

— Поистине мудрая позиция, — одобрил Лурцинг. — Господин камергер может не сомневаться, что она найдёт полное понимание с нашей стороны. Давно зная барона фон Беверна, я могу засвидетельствовать перед господином камергером его всегдашнюю готовность ответить любезностью на любезность... в чём бы таковые не состояли.

— А иначе ведь не проживёшь. — Годунов вздохнул и развёл руками. — Я сделаю, что смогу, но сейчас, думается мне, понадобится уже и некоторое действие со стороны господина посла.

— Он будет бесконечно признателен господину камергеру за самый общий совет в этом смысле.

— Я бы посоветовал подать челобитную великому государю... Челобитная — это такая бумага с прошением.

— Так, так, челобитна, — согласно покивал Лурцинг. — Я слышал это слово, мы называем это — петиция.

— Да. Висковатый не говорил ли тебе о скором приёме посольства у государя?

— Увы, нет.

— Может, оно и к лучшему. Но тогда надо писать!

— Господин камергер простит мою непонятливость — о чём надо писать сию челобитну?

— О том, что господину послу стало известно про его племянника, сына его сестры, приехавшей в Москву оттуда-то и тогда-то, каковой племянник служит ныне в московском стрелецком войске. Что повидаться с сыном любимой сестры, ныне уже покойной, есть горячее желание господина посла, и что он, не желая навлечь на племянника, человека воинского, охулки за недозволенное общение с иноземцем, просит дозволения на то у великого государя. В таком вот смысле! А уж как это изложить, всякий подъячий знает, — Висковатому дать, они там, в приказе, и перепишут...

Лурцинг посидел молча, повертел пальцами, потом сказал негромко, словно думая вслух:

— Из одного недавного разговора с господином Висковатым я понял, что государю известно о племяннике барона фон Беверна...

— Может, и известно, — согласился Годунов.

— Но... нужна ли тогда эта челобитна?