Государева крестница

Нет, от разговора с Лобановым не уйдёшь, как ни мудрствуй. Да только где? В гости его теперь не позовёшь — себе дороже. Если он стал неугоден, то могут и послеживать — куда ходит, с кем водится. К нему разве поехать... тоже небезопасно, но там хоть место пустынное, не так легко скрыть соглядатаев, можно пробраться и незаметно.

Он незаметно и пробрался: одевшись попроще и взяв с собой целую ватагу челяди, отправился в Андроников монастырь, там отстоял службу, а на обратном пути у ворот ховринского подворья холопье затеяло свару — орали и матерились во всю глотку, сбившись в кучу и стаскивая друг друга с седел, из ворот высыпали тамошние дворовые с дрекольем, и когда разбушевавшаяся ватага наконец убралась прочь, никто уже не смог бы определить, сколько их там было до драки, а сколько — после.

Андрей, когда у ворот стали шуметь, сперва не обращал внимания, но потом, озлившись, сорвал со стены мушкет и, выйдя на крыльцо, выпалил поверх голов, чтобы дурачье поостыло. Из кучи драчунов выдрался один, заковылял к крыльцу, охая и подбирая полы. Разглядев его вблизи, Андрей глазам своим не поверил.

— Боярин, — вымолвил он ошеломлённо, — Димитрий Иванович, да ты ли это? Что у тебя стряслось?

— Идём, идём внутрь, — торопливо отозвался постельничий, — всё скажу, только поскорее... не надо, чтобы меня тут кто узнал...

Ничего не понимая, Андрей провёл его в свою горницу. Боярин сел, отдуваясь и запалённо дыша, спросил квасу.

— Может, покрепче чего, для сугреву? — спросил Андрей.

Годунов отмахнулся — какой там «сугрев», и без того еле жив. Принесли жбан, он стал жадно пить, проливая на бороду. Андрей терпеливо ждал, засунув под кушак пальцы. В опалу, что ли, угодил боярин... да нет, от опалы эдак не бегают. Бежать, так уж за литовский рубеж, по следам Курбского...

— Тебя, я слыхал, посылают куда? — спросил, отдышавшись, Годунов.

— Да тут недалеко... в Коломну, — нехотя отозвался Андрей с немалой уже досадой. И этот сейчас спросит, с каким, мол, делом посылают. ..

— И с каким же ты делом едешь?

Андрей едва сдержался, чтобы не ответить боярину непотребно. Помолчал, дабы утихомириться духом, и сказал нарочито спокойно:

— Я, Димирий Иванович, человек служивый, и мне когда что велят, не имею привычки допытываться, зачем да почему. Насчёт дела, с коим посылают, покудова не осведомлён. Наказ перед отъездом получу али уж там, на месте.

— Да ты, Андрей Романыч, не досадуй, я ведь не по-пустому спросил. Для этого разговора и приехал. За шумство у ворот не взыщи, то нарочито затеяли, чтобы мне в суматохе пройти сюда незаметно... на случай ежели кто приглядывается.

— За тобой, боярин, кто может приглядывать? — удивился Андрей. — Или хочешь сказать — за мной?

— За тобой, за тобой! Хотя и за себя не поручусь, но покамест не обо мне речь. О поездке в Коломну кто тебе сказал, Кашкаров?

— Он, вестимо. Кто же ещё может мне наказы давать?

— Через него и другие могут. А тебе не показалось ли, что ему велено было то сказать?

Андрей подивился проницательности старого лисовина.

— Ещё как показалось, — кивнул он. — Однако, Димитрий Иванович, в нашем деле всегда так... ну почти всегда. Скажем, походом куда идти — на литовцев ли, на татар, наказы от полковника получаем, а не по его же воле идём, по государевой...

— Я не про то. Ну ладно! Дело вот в чём, Андрей Романыч... Да, — спохватился Годунов, — лишних ушей поблизости нету?

— Нету, будь покоен.

— Потому как у меня есть одно лишнее ухо — у Бомелия Елисейки в берлоге. Кто сей человечек, покамест не скажу, не обессудь. После узнаешь! И подсадил я его туда, дабы осведомлёну быть о злодейских того колдуна делах и замыслах. Всего, понятно, не узнаешь, но хоть помалу... Так этот мой лазутчик, охрани его Господь, подслушал один разговор, только не всё смог разобрать. А говорили про тебя, про Никиту Фрязина да ещё вроде про дочку его...

— Кто говорил, Бомелий?

— Он, — хмуро подтвердил боярин.

— И с кем?

— Того лазутчик мой дознаться не сумел — голос, мол, ему незнакомый, Елисейка же собеседника своего ни разу по имени не назвал. Да и плохо было слыхать там...

— Ладно, чёрт с ним, — нетерпеливо перебил Андрей. — Что говорили про Настю?

— Плохо было слышно, — повторил Годунов, — но её вроде сватать хотят...

— Сватать — её?!

— Так он понял вроде бы. Вот тут про тебя и зашла речь: есть, мол, уже у ней жених, Елисей это сказал, а тот — другой — что-то в таком роде ответил, что, дескать, жених ещё не супруг, нынче он тут, а завтра возьмёт да и даст деру...

— Ах ты... — Андрей не сдержал себя, высказался неуважительно. — Попался бы мне этот сукин сын, я б с ним потолковал!

— Да это пустое, мало ли кто что сболтнёт. Я о другом подумал: ежели кому-то наверху шибко понадобилось, чтобы Настасья Никитишна стала свободна...

— Наверху, говоришь? — насторожился Андрей.

— Так ведь, Андрей Романыч, Елисейка подлый только с верхними и якшается, иные-то ему ни к чему.

— Верно... Этот пролаза знает, куда буровить. Так о чём ты подумал? Прости, перебил я тебя.

— Может, в Коломну тебя по этой причине и отсылают — чтобы подальше?