Государева крестница

— А надо бы, — проворчал полковник. — Потому что, как ты теперь сию кашу расхлёбывать будешь, ума не приложу...

9

— Признаюсь вам, любезный Иоахим, я просто в смятении!

— Но ведь господин барон так к этому стремился...

— Стремился, да, но теперь... будь я проклят, если представляю себе, о чём буду говорить с моим московитским родственником! «Стремился», — посол раздражённо фыркнул. — Мало ли к чему мы стремимся... А потом, достигнув, не знаем, куда унести ноги!

— Бывает и так, — заметил Лурцинг, почесав нос. — Ну что ж, я могу поехать к канцлеру Висковатому и сказать ему, что вы получили письмо из дому с известием о том, что госпожа фон Красниц сбежала тогда вовсе не с московитом, как думали, а с испанцем. И сейчас живёт где-нибудь в Перу.

— Подите к чёрту с вашим чувством юмора! Я жду от вас дельного совета, а вы...

— Я и даю единственно возможный в данном случае дельный совет. Если вы по-прежнему хотите прижать к груди своего новообретённого родственника, следует поторопиться со сборами, ибо нас пригласили к определённому часу. Если же передумали, то необходимо придумать какое-то приемлемое объяснение, иначе московиты решат, что попросту водили их за нос с этими «поисками племянника», на самом же деле я раскидывал по Москве агентурную сеть...

Посол испуганно зашипел и схватил его за рукав:

— Побойтесь Бога, Лурцинг, и подумайте хотя бы обо мне, если уж вам не дорога собственная жизнь! Вы хотите, чтобы нас подвесили с вывернутыми за спину руками?

— С дипломатами такого не делают даже московиты, — успокоил юрист. — Так мы едем к канцлеру?

— Едем, куда же теперь деваться! Мне, вероятно, следует что-то ему подарить?

— Канцлеру?

— Племяннику, чёрт побери!

Лурцинг подумал:

— Только не сразу. Посмотрите, как пройдёт встреча, и если молодой господин центурион придётся вам по сердцу, можно сделать подарок — уже прощаясь.

— Это уж я и сам как-нибудь сообразил бы! Вопрос лишь, что подарить? Я же не знаю его увлечений... Любителю соколиной охоты можно, например, подарить хорошую птицу. Как вы думаете, здесь можно купить хорошего сокола?

— В Москве можно купить что угодно. Но хороший натасканный сокол должен стоить весьма дорого, а вы даже не уверены, что центуриону понравится такой подарок.

— Верно, — согласился комтур. — Тем более что сам я в ловчих птицах не очень разбираюсь, мне могут подсунуть дохлятину. Нет, оставим это. Иоахим, у меня есть отличный кинжал, очень старый, — уверяли, что он побывал в крестовых походах. Сомневаюсь, конечно, ну разве что в каком-нибудь уже девятом или десятом... А сколько их вообще было?

— Чего, простите?

— Крестовых походов!

— Сказать по совести, никогда не подсчитывал. Вы начали говорить что-то про кинжал?

— Да, мне только что пришло в голову, почему бы не подарить его племяннику? Такая старинная, почтенная вещь!

— В данном случае, — подумав, сказал Лурцинг, — не могу одобрить выбор господина барона.

— Но почему? Он же военный человек, а что может быть лучшим подарком для военного, чем хорошее оружие?

— Верно, верно. Однако тут есть тонкость! Это был бы подарок не только от родственника, — Лурцинг прикрыл глаза и поднял палец, — но ещё и от иностранца! Будь наши державы союзниками в минувшей войне, подарить оружие было бы уместно. Мы же, увы, были враждующими сторонами, и сегодня такой подарок может поставить молодого господина в затруднительное положение. Понимаете, получить оружие от вчерашнего противника... оружие, которое, может быть, ещё недавно было обагрено кровью твоих соотечественников...

Посол вытаращил глаза:

— Что за чушь вы несёте, Иоахим! Да я вообще никогда не пользовался им в бою — ни в этой войне, ни в одной из прошлых! Может быть, какой-нибудь мой пра-пра-пра и перерезал им две-три сарацинских глотки, когда освобождали Гроб Господень...

— Или греческих, когда грабили Константинополь, — подсказал Лурцинг, почесав нос. — Это утешительный комментарий, но как довести его до сведения вашего племянника? Нельзя же написать на рукояти: «Московитов этим ножом не резали».

— Да, — согласился посол, — это было бы... бестактно. Ладно, тогда я ему подарю свою золотую цепь. Вы ведь её видели?

— Вероятно, хотя боюсь утверждать. Украшения мне как-то не запоминаются.

— Помилуйте, это не просто «украшение»! Кайзер пожаловал её мне ещё тогда, в Вене, это было высокое отличие! Она была длинной, Иоахим, очень длинной, я трижды оборачивал её вокруг шеи, а на груди она свисала вот до сих пор. Конечно, — вздохнул барон, — теперь значительно укоротилась... Фута два я проиграл в кости, да и вообще приходилось порой откусывать по мелочи — здесь колечко, там другое, — кошелёк-то не всегда полон, а те же трактирщики, зловредное племя, с некоторых пор совершенно ни во что не ставят честное слово рыцаря...

— Сущие негодяи, — посочувствовал Лурцинг.

— Не говорите! Я всегда считал, что богатеть простолюдину просто безнравственно, и это можно терпеть лишь до определённого уровня, после чего — пресекать! — Барон выставил подбородок и разрубил воздух ребром ладони. — Якоб! Якоб, каналья!! Неси сюда железную шкатулку!