Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России

Вот как выглядели цены на продукты в 1937 году: 1 кг пшеничной муки стоил 4 руб. 60 коп., лущеного гороха — 3 руб. 60 коп., гречки — 1 руб. 82 коп.; мятных пряников — 5 руб. 75 коп., повидла — 4 руб. 30 коп., кофе — 10 руб. 90 коп.; кусок хозяйственного мыла — 2 руб. 27 коп.; банка сардин — 4 руб. 75 коп., кеты натуральной — 3 руб. 50 коп. Поллитровая бутылка вина стоила около 4 руб., бутылка побольше — около 7 руб. После тарификации, проведенной в начале 1930 года, наиболее распространенной у рабочих была зарплата в 60–90 руб. в месяц. Низкооплачиваемые группы рабочих получали 30–50 руб., наиболее высокооплачиваемые — порядка 180 руб. Постановление СНК СССР от 1 ноября 1937 г. «О повышении заработной платы низкооплачиваемым рабочим и служащим фабрично-заводской промышленности и транспорта» предусматривало такое увеличение зарплаты этим категориям работников, при котором при повременной оплате тарифная ставка вместе с надбавкой составляла не ниже 115 руб. в месяц, а при сдельной — не ниже 110 руб. Поллитровка же водки перед войной стоила уже 6 руб.

В этих условиях она становилась поистине необходимым универсальным средством для пополнения казны: «5 миллиардов мы имеем доходу от водки — или 17 % всех доходных поступлений. Давно мы простую водку назвали пшеничной и давно вы вместо написанных 40° пьете 38°» — разъяснял в узком кругу суть «новой линии» в питейном вопросе высокопоставленный чиновник Наркомата финансов в 1932 г.^{527} А вот что видел в знаменитом Елисеевском гастрономе рядовой москвич летом 1930 г.:«В отделе рыбном до недавнего времени торговали папиросами; теперь — пусто. В большом отделе фруктов теперь «весенний базар цветов». В отделе кондитерском детские игрушки и изредка немного сквернейших конфет. В парфюмерном — одеколон, но нет мыла. Торгует один винный, ибо в колбасном изредка жареная птица по 6 руб. за кило. И только в задней комнате торгуют по карточкам хлебом, сахаром, когда он есть»^{528}.

В лихие годы стремительного наступления на крестьянство и разрушения старого сельского уклада в деревне наступил настоящий голод. Хлеб из колхозов выгребался в качестве обязательных поставок, а промышленные товары не поступали, т. к. государственная система снабжения была ориентирована на обеспечение прежде всего тех социальных групп, которые прямо поддерживали режим и обеспечивали успех индустриализации. В ответ на пустые полки сельских магазинов появились листовки. В одной из них, стилизованной под народную поэзию, крестьянин жаловался:

«Ты устань-проснись, Владимир,
встань-проснись, Ильич.
Посмотри-ка на невзгоду, какова лежит,
Какова легла на шею крестьянина-середняка
В кооперации товару совершенно нет для нас.
Кроме спичек и бумаги, табаку, конфект,
Нет ни сахару, ни масла; нет ни ситца, ни сукна,
Загрузила всю Россию водочка одна»^{529}

.

В провинции, впрочем, порой даже водки не хватало. Выездная комиссия Наркомата снабжения во главе с А. И. Микояном весной 1932 г. оценила положение с продовольствием в Мурманске как «очень плохое» и зафиксировала жалобы жителей на подвоз спиртного раз в 10 дней, следствием чего были давки, приводившие в итоге к десяткам раненых. Стараниями комиссии торговля сделалась более регулярной. Бесперебойно торговали водкой лишь в закрытых распределителях для «ответработников» и Торгсинах, где отоваривались сдатчики драгоценных металлов и произведений искусства^{530}.

На провал трезвенной кампании 1928–1931 гг. оказала влияние не только прямолинейная сталинская политика. Не стоит упрощать проблему, как это делали недавно наши трезвенные издания, сводя ее к политической ошибке Сталина и злой воле окопавшихся в Наркомате финансов царских чиновников, которые-де и убеди — ли советское руководство вновь ввести государственную монополию на спиртное^{531}.