Государево кабацкое дело. Очерки питейной политики и традиций в России

Пример и в этом случае подавал сам император, в обиходе которого смешивались традиции старины и новомодные напитки: «При благословении пили на первое вино, на второе сек, на третье ренское, на четвертое пиво, на пятое мед, у ворот ренское», — описывал царь в 1703 г. возлияния при осмотре Ораниенбурга. Ему, правда, приходилось использовать водку и с благими целями: в 1724 г. он выделил 400 руб. для угощения посетителей в первом русском музее, Кунсткамере — лишь бы заходили! Но если отец Петра лишь в редких случаях позволял себе во дворце пошутить со своими боярами (в 1674 г. он «жаловал духовника, бояр и дьяков думных, напоил их всех пьяными»), то сам он уже превратил свои развлечения в демонстративные зрелища.

Выдающийся дипломат петровской школы Андрей Артамонович Матвеев с равным интересом знакомился с государственными и научными учреждениями Франции и с необычной для московских традиций свободой застольного обхождения на званом обеде у министра иностранных дел, о чем счел необходимым рассказать соотечественникам: «Питья были редкия же — француския, итальянския, осдбливо при заедках, как обычай есть Франции ставить бутельи или суленки в серебреных передачах на стол и самим наливать по своему произволу, как французы не меньши той манеры в питье иных народов, и самыя дамы их употребляют, О здоровье при том, как и при иных во Франции столах, мало пьют, разве кто кого поздоровает, тогда должен тоже отдать, А кроме того, пили всякой по произволу своему, без всех чинов и беспокойств, и неволи в питье отнюдь ниже упоминается»^{144}. Похоже, русского посла явно удивляло отсутствие принудительных тостов.

В России же внедрение европейского политеса шло иначе. Вечеринки в гостях у царского любимца Лефорта, по воспоминаниям умного и наблюдательного мемуариста князя Бориса Куракина, выглядели так:»… началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать; что по три дни запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого помирать. И от того времени и по сие число и доныне пьянство продолжается, и между великими домами в моду вошло». Подобные «увлечения» как характерную черту того времени отмечал князь М. М. Щербатов в памфлете «О повреждении нравов в России»: «Вины дорогия и до того незнаемые не только в знатных домах вошли в употребление, но даже и низкие люди их употреблять начели, и за щегольством считалось их разных сортов на стол подавать»^{145}.

Император и здесь действовал с размахом. По праздникам Петр и его жена Екатерина лично поили солдат и офицеров гвардейских полков. Для двора и раньше приобретали в Архангельске импортные вина («романею» и «ренское») на несколько тысяч рублей в год. Попытки завести собственное виноделие европейского уровня не удались: приглашенные на «чихирную фабрику» в Астрахань французские и венгерские мастера докладывали, что из местного сырья «вина против иностранных делать они не могут для того, что земля тамошняя солона…» Тогда Петр начал массовые закупки особо полюбившихся ему венгерских вин партиями по 200–300 бочек. Впрочем, жаловал он и водку; супруга всегда старалась обрадовать мужа посылкой к нему штофа-другого какого-нибудь особо ценного «крепыша».