Государевы конюхи

Преисполненный усердия Стенька в погоне за скоморохами оторвался от своих сотоварищей, потому в одиночку и налетел на Данилку. Теперь же в переулке показались двое стрельцов в светло-синих кафтанах с черными петлицами. Они вертели головами, не могли понять, куда подевался шустрый земский ярыжка. И, решив, что он не встретил ничего подозрительного и просто пошел кругом, огибая те дворы, где могла бы спрятаться ватага, поспешили в сторону улицы.

— Ушли… — повернувшись, сказала плясица Дуня.

Ладонь сползла с губ.

— Ты там постой, умница, — попросил Семейка, и она кивнула, а Федосьица вернулась к мужчинам и как-то нечаянно оказалась возле Данилки.

— А какого же черта облаву устроили? — продолжал старший скоморох Томила.

— Нужно было — и устроили.

— Ты мне тут не верти вола! — хоть и негромко, да грозно прикрикнул старший скоморох. — Про то, что мы пришли, один лишь купец Белянин и знал, мы с ним заранее сговорились. А он сам на себя доносить не станет. Кто из дворни язык распустил? Ну?..

— Да не было доноса!

— Нишкни!

Стенька уж был сам не рад своей удаче. Заварил кашу, подбил Деревнина разослать весь Земский приказ опрашивать решеточных сторожей, и как радовался, что сыскалась-таки на Москве скоморошья ватага, и с каким боевым восторгом шел вместе со стрельцами и приставами ту ватагу брать!.. И надо же!..

— Так что же — вещий сон вашему дьяку приснился? — продолжал допрос старший скоморох. — Или вы по всей Москве шли и во все дворы заглядывали? Отвечай, сучий сын, на что вы все это затеяли?

— Мы доискивались, кто о харе сговорился, — невнятно буркнул Стенька.

Скоморохи переглянулись.

— Хари — это по нашей части, — удивленно сказал скоморох Томила. — Земский приказ-то тут каким боком пристегнулся?

— Через вашу харю человека зарезали, — уже совсем злобно отвечал земский ярыжка.

Эти слова вызвали немалую тревогу — и так на скоморохов все шишки сыпались, а тут еще и зарезанный человек!

Спокойным оставался один лишь государев стряпчий конюх Семейка. Ему руками всплескивать было опасно — он все еще держал свой засапожник острием к Стенькиной ямочке на шее. Кроме того, он и по природе своей был тих, и убийство его не касалось, но, возможно, именно поэтому он решил, что должен самолично, не возлагая этот труд на перепуганных и способных допустить любую ошибку скоморохов, произвести дознание.

— Говори, как у попа на исповеди, свет, — негромко и, как всегда, ласково приказал Семейка. — Что за харя, откуда взялась?

Стенька насколько мог отвернулся. Всем видом он старался показать — помешали, сволочи, служилому человеку государеву службу исполнять, да еще и носы свои грязные суете куда не след!

Томила поднес к самому его лицу крепкий и по-боевому туго сложенный кулак. Правильно поднес: чуть тюкнет снизу меж ноздрей — и хлынет кровища…

— Ты, свет, не ершись, а отвечай, — посоветовал Семейка. — Я не только с лица татарин, я еще всякие татарские ухватки знаю. Так тебе локоток прижму — рад будешь от меня к кату под батоги убежать.

Что такое батоги — Стенька знал, раза два пришлось под ними полежать. И кто таков Семейка — он тоже уже начал догадываться…

— Харя — медвежья…

Данилка, все время норовивший стать поближе к Федосьице и только что оказавшийся у самого бока своей красавицы, услышал знакомое и вздрогнул.

— Какое дело Земскому приказу до медвежьих харь, свет? — продолжал розыск кроткий Семейка.

— Под той харей мертвое тело подняли! — без лишних подробностей вякнул земский ярыжка и добавил мстительно: — А харя-то — скоморошья!

Надо отдать ему должное — он действительно в нескольких словах изложил суть дела.

— Как это — под харей?! — воскликнул Данилка. — Ты, дядя, ври, да не завирайся!

Семейка повернулся к нему.

— Не ори, Данила, — невозмутимо посоветовал, — а скажи-ка, откуда тебе про ту харю известно?

— Еще бы не известно, коли он, сучий сын, от меня про нее узнал!

— Ого! — Тут даже Семейка заметно удивился, а скоморохи, что перешептывались почти беззвучно, от такой новости и вовсе онемели.

— Может, у вас хари разные?

— Да нет, одна харя! Это мы с Тимофеем возле нее мертвое тело подняли.

— Когда же успели? — Семейка, похоже, больше ничему не удивлялся.

— А как государеву грамотку везли из Коломенского к Троице-Сергию, так на обратном пути, — Данилка догадался, что Семейке трудно вообразить себе медвежью скоморошью харю, под которой найдено тело, и наконец объяснил: — Харя та резана из дерева и привязана к дереву, так высоко, как у конного голова. И если пойти туда, куда она глядит, будет полянка, и на полянке лежал тот Терентий Горбов, которого мы с Тимофеем вчера хоронили.

— А при чем тут крапивное семя? — Семейка мотнул головой, указывая на Стеньку.

— А при том! Когда мы с Тимофеем сами, добровольно, в Разбойный приказ пришли и про мертвое тело рассказали, и он там случился. Я видел, как он глядел, когда у нас сказку отбирали! Их там двое всего из Земского приказа и было — он да подьячий! Не Разбойный же приказ на Москве за скоморохами охотиться станет! Стало быть — их промышлением!