Государевы конюхи

— И оказалось, что баба-то от княжича в боярский дом посылается, тайные словечки переносит. А дом-то знатного боярина, и он дочек держит в строгости. Ну, думаю, не жениться же он собрался и не увозом невесту добывать, как купец Калашников. У него одна, куманек, на уме — сестрица его беспутная. Этого в нем не истребить. Ведь сколько вдов огулял, сколько девок перепортил, да с собой не справился, к ней вернулся. Вот чем его Господь наказал…

Данила вздохнул — не одного княжича Обнорского, сдается, Господь наказал.

— Ну, стали мы до правды добираться — что ему в том доме понадобилось? Коли не девка, то что же? И тут Господь пособил — один из тех людишек, кого он с собой привел, отправился на Неглинку — плоть-то грешная своего просит. И выпил, и похвалялся, что скоро-де разбогатеет, девке лисью шубу купит, потому что хозяин его знает, где под самым Кремлем клад лежит. Про эти заклятые клады и ты наслушался, и я… Так, куманек?

— Так, кумушка, — Данила вспомнил минувшее лето и кладознатца-убийцу.

— И еще тот человек толковал, что уж найден ход к кладу, да попасть в тот погреб, откуда он начинается, мудрено, да хозяин уж придумал знатную уловку. Более от него ничего не добились, а наутро ушел. А тот боярский двор, где новая зазноба живет, — в самом Кремле. И подумала я — ну как оттуда можно под Кремль пробраться? Не потому ли он вокруг двора петли вьет? Клад не клад, но что-то ж ему там понадобилось? А уловка — к девке подольститься. Складно ли, куманек?

— Складно, кумушка.

— И задумала я его, сучьего сына, тут выследить. Теперь все понятно?

Данила усмехнулся. Все это повествование звучало правдоподобно, да только закончилось так, что хуже некуда.

— Стало быть, собираешься бродить под Кремлем по всем закоулкам, пока на Обнорского не наткнешься? — глумливо спросил он. — Этак ты тут до старости гулять будешь! Побойся Бога, кума, соври что иное!

— Вот те крест! — Она перекрестилась.

Данила смотрел на нее выжидающе — может, еще чего скажет? Но она молчала.

После того как Настасья обвела вокруг пальца самого дьяка Башмакова, Данила не мог к ней относиться с полным доверием. Девка умела врать, умела притворяться — и пускала в ход это искусство без всяких угрызений совести. Однако ж крест — дело нешуточное. Стало быть, она сообщила правдивые сведения, да не все. Было еще что-то, о чем она умолчала, необходимое, чтобы действительно ей поверить.

Однако про боярина она сказала примерно то же, что и Башмаков. Только прозвания не сообщила, но Данила и сам знал, что речь идет о Троекурове.

Задание дьяка, стало быть, отчасти выполнено. И чтобы узнать правду, следует прекратить препирательства и идти с Настасьей дальше — глядишь, куда-то она и приведет.

— Ну, Бог с тобой, кума, — сказал Данила. — Не все ты сказала, ну да ладно. Пойдем, что ли? А то стоим, время зря тратим.

— Пойдем, куманек.

Они свернули влево, ход был короткий и широкий, выложенный старинным кирпичом.

— Иди, не отставай, сейчас под Ивановской колокольней пройдем! — велела Настасья. — Тут еще идти ловко, сподручно.

Далее ход раздвоился.

— Тут я уже была, знаю, — сказала Настасья, указав направо. — А вот тут, сдается, будет кое-что нужное…

Двинулись налево. Данила заметил, что шли они уже не прямо — забирали все левее и левее. Да и ход сделался хуже — приходилось нагибаться.

— А теперь мы где? — спросил он.

— А Бог знает.

Забрели в тупик — ход был заложен кирпичной стенкой. Вернулись назад. Настасья отважно спустилась по изломанным ступенькам в какую-то дыру и там отыскала еще лаз. Выбралась измазанная и недовольная. Что она искала — Данила уж не спрашивал. Одно было ясно — если раньше шла, сообразуясь с рисунком, то теперь шарила под землей наугад. Иные ходы были одеты камнем, иные — досками, Настасья утверждала, будто дубовыми. Вдруг посреди стены возникало крошечное окошко, забранное толстенной решеткой, и сколь не заглядывай туда — ни черта не разобрать. Вдруг оказывалось, что дальше пути нет, либо дверь навешена, либо толстая решетка, а кто навесил, зачем запирал, где ключи от тех замков — уже никогда не узнать.

От подъемов, спусков и мелкой перебранки оба устали.

— Перекусить, что ли? — спросила Настасья.

— Выберемся туда, где найдется на что присесть, так и перекусим, — отвечал Данила.

Он понял, что было в узелке: Настасья полезла под Кремль надолго.

Они спустились по очередной лестнице, встали перед дверью, и тут Настасья призадумалась.

— Сдается, я это местечко знаю… Только как-то иначе мы к нему выбредали…

Она посветила факелом, и Данила увидел лежавшую на ступенях прямую толстую палку.

— Ну, точно, наша! Мы с Филаткой убегали и ее бросили. Кажись, тут-то и надобно искать. Тут-то они и бродили, сучьи дети, я голоса слышала… Вот теперь я уж понимать начинаю… Пистоль приготовь да курок взведи…

Дверь была вделана как раз посреди долгой и узкой лестницы. Данила с трудом отворил ее, и они спустились в помещение, довольно длинное и имевшее даже ряд окон. Но окна, числом двенадцать, были снаружи засыпаны землей, и засыпаны, видать, давно.