Военная служба остается, тем не менее, главной повинностью шляхетства. Герольдмейстер обязан был наблюдать, чтобы в гражданстве более трети от каждой шляхетской фамилии не было, «чтобы служивых на земле и море не оскудить». Это ограничение оказалось излишним. До времени императора Павла I дворянство предпочитало военную службу, считая гражданскую службу менее почетной. Правительство в 1731 году, при учреждении Кадетского корпуса, в который принимались одни шляхетские дети, разъясняло, что преподавание юриспруденции в этом корпусе введено, «понеже не каждого человека природа к одному воинскому склонна, такоже и в государстве не меньше нужно политическое и гражданское обучение». Правительство насильственно определяло дворян в гражданскую службу; но эта мера в 1740 году признана была безуспешной. Сенат усмотрел, «что из таких, кои по выбору определены, не только из великопоместных и знатных, но и из посредственных и подлых, к приказному обучению охоты не имеют, а все, смотря происхождение воинской службы других их братии дворян, более к тому прилежат и тщатся»; вследствие этого было постановлено в гражданскую службу определять только таких, кои сами пожелают, а не неволею[183].
Для службы во дворянских ополчениях XVII века, как указано выше, не требовалось никакой подготовки. Петровские преобразования армии, флота и административных учреждений вызвали потребность в людях со специальными знаниями. Петр Великий поэтому возлагает на дворянство незнакомую ему дотоле обязанность обучения не только грамоте и «цифири», но и навигации, фортификации, юриспруденции и экономии.
В 1697 году, не останавливаясь перед общим недовольством боярства, Петр отправляет за границу в Голландию, Англию и Италию 60 человек придворных, комнатных стольников из знатных фамилий, для изучения навигации и кораблестроения. После этой первой попытки Петр постоянно посылал дворянских недорослей, партиями в 40–50 человек, для учения в Голландию, Англию, Францию, Италию. С 1705 года в Амстердаме жил особый комиссар, князь Львов, для надзора за «навигаторами», как назывались русские ученики за границей; в 1717 году в одном этом городе учились 69 человек «недорослей и школьников». Молодые люди из дворян посылались обыкновенно за границу со специальной целью изучения мореходства и кораблестроения; для практики они служили по несколько лет на иностранных судах. В 1716 году Петр велел выбрать из школьников 60 человек «лучших дворянских детей» и отправил их по 20 человек в Италию, Францию и Англию для практического изучения мореходства.
Часть московского боярства, сохранившая приверженность к старине, враждебно относилась к этому учению за границей. Абрам Лопухин, пользовавшийся влиянием среди враждебной нововведениям московской знати, отстаивал своих родственников от посылки за море и говорил: «Еще тот не родился человек, кому нас посылать; разве Абрама Лопухина на сем свете не будет, тогда моим сродникам за море идти; он (Меншиков) которых сродников моих написал за море, и я велел деньги кинуть, на те деньги Меншиковой княгине седла покупят, на чем ей ездить в полках». Многие недоросли считали учение за границей тяжким несчастьем: Василий Головин, рассказывая, что Петр в 1712 году отправил «за море для морской навигационной науки» недорослей дворян, прибавлял: «В числе их за море и я, грешник, в первое несчастье определен». Навигатор князь Михаил Голицын писал из-за границы: «Наука определена самая премудрая, хотя мне все дни живота своего к той науке себя трудить, а не принять будет; для того – незнамо учиться языка, незнамо науки».