Государи и кочевники. Перелом

— Государь! — заговорил он, умоляюще заглядывая ему в глаза. — Верни мне мой Ахал! Там умер мой отец и родственники, там мой кяриз!

Студитский перевел просьбу. Царь пожал плечами и спросил у Обручева:

— А почему, собственно, вы не хотите поселить хана на его родине?

— Ваше величество, — ответил Обручев, — мы готовы, но вы отдали земли Ахала майору Тыкме-сердару. Помните, в мае позапрошлого года вы принимали его здесь же?

— Ах, вот оно что! — ободрился и улыбнулся царь. — Оказывается, все дело во мне. Ну а что, господин генерал, для Тыкмы не нашлось бы другой земли? Может быть, его отправить на Теджен? Или, еще лучше, на старое пепелище? Я помню, он тогда нам говорил о том, что имеет свое родовое поместье.

— Как прикажете, ваше величество.

— Ну так, майор, я разрешаю вам вновь поселиться в Ахале и пользоваться своими угодьями. Но не забывайте о налогах и податях.

Махтумкули припал к царской руке. Государь, выждав несколько мгновений, отстранил хана и попросил сесть. Императрица, следившая за беседой, недоуменно улыбнулась и взглянула на самодовольного супруга:

— Друг мой, но кто же будет править в Мерве, если ты переселишь Махтумкули-хана?

— Комаров, вероятно, — отозвался государь и посмотрел на генерал-майора, начальника Закаспийской области. — Александр Виссарионович, поясните императрице, как будет управляться Мерв.

— Слушаюсь, выше величество, — привстал и энергично кивнул генерал. Улыбнувшись царице, очень вежливо пояснил: — Все неурядицы в Мерве происходят оттого, что им правят четыре хана и каждый до сего времени претендовал занять место главного. Вот мы и решили, ваше величество, поставить над четырьмя ханами одного русского начальника. Ханы его будут слушать и подчиняться только ему. И между собой ссориться перестанут.

Государыня удовлетворенно кивнула. Царь, напротив, ужаснулся:

— Милейший, но ведь нужны и войска?!

— Только небольшой гарнизон в Мерве, — сказал несколько растерянно Комаров и посмотрел на Обручева.

— Позвольте, ваше величество, я скажу несколько слов? — попросил начальник Главного штаба.

— Сделайте милость, — отозвался царь.

— Мервский округ решено образовать по примеру округа Ахалтекинского. Опыт доказывает разумность такой формы правления, — доложил Обручев. — Земли Мерва разделятся на четыре части, в каждой — свой хан. Все ханы будут получать содержание от вашего величества по особой ведомости. Что касается охраны границ округа, — население Мерва будет содержать на свой счет фараджиев, по двадцати пяти человек при начальнике округа от каждого участка. Не более пятидесяти джигитов будет содержать и каждый из четырех ханов.

— Все равно мало, генерал! — возразил государь. — Вы же сами докладывали о реальной угрозе английских агентов со стороны Персии!

— В случае военных действий введем на территорию Мервского округа регулярные войска.

— А кто такие фараджии? — спросила императрица.

— Мусульманские солдаты, ваше величество, — сказал Обручев.

— Хорошо, генерал, — удовлетворился наконец ответами государь и предупредил: — За англичанами следите особо.

— Стараемся, ваше величество.

Государь оглядел сидящих за столом господ, остановил взгляд на Махтумкули-хане и произнес тост во славу дружбы русского и туркменского народов. Позже, когда было произнесено еще несколько тостов, царь объявил, что скоро коронация, и пригласил всех присутствующих ехать с ним в Москву.

XX

Возвратившись из Гатчины, Студитский дал телеграмму отцу в Вышний Волочек, чтобы не ждал, а вышел к поезду. Отъезд — через три дня. "Но успеет ли старик получить телеграмму? — засомневался тотчас. — Может быть, выехать самому раньше, погостить у отца, а потом, когда будет проезжать поезд, сесть в вагон?" Задумка его тотчас рухнула, едва он сказал о ней майору из Главного штаба. Тот хмыкнул, покачал головой, и Студитскому стало ясно: вольности в Петербурге не поощряются. В любую минуту капитана могут вызвать в штаб, и, если его не окажется, произойдет неприятность.

Шаховские тоже собирались в Москву, и тоже на коронацию. Договорились ехать вместе. Разместились в одном вагоне. Как только поезд покинул петербургские предместья, вышли в коридор, к окну. За окном тянулись хмурые северные леса и овраги, на склонах лежал снег. Виднелись вдалеке серые стога сена и деревенские избы. Но скоро все скрылось в сумерках, и крупные звезды засветились по горизонту.

Княгиня, скрестив руки на груди, смотрела то на мужа, то на Студитского.

— Как переменчива судьба… Разве мое место в этом вагоне? — заговорила печально она. — Сейчас я могла бы быть при государыне, но увы! Теперь те, кто еще недавно заискивал передо мной, прячут или отворачивают от меня глаза.

— Лизонька, ради бога, не принижай себя, — попросил Шаховской.

— Но разве не правду я говорю, Серж? Если б ты знал, как меня пугает неловкая пустота глаз, которые раньше горели подобострастьем. А что, собственно, произошло? Фрейлина покинула царский дворец, а отец ее — министерское кресло. Я лишь с недавних пор поняла, сколько скудоумных людей в нашем обществе. Раньше я никогда об этом не задумывалась.

— Полноте, Лизонька…