Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Отречение за тяжелобольного сына Николай II объяснил чувствами отца, не желавшего с ним расстаться. Конечно же, с любимым и тяжелобольным сыном он расставаться не хотел, но закон не давал ему права изменять порядок престолонаследия. Анализируя текст манифеста, В. Д. Набоков раздраженно отметил: «Престол российский — не частная собственность, не вотчина императора, которой он может распоряжаться по своему произволу… Поэтому передача престола Михаилу была актом незаконным. Никакого юридического титула для Михаила она не создавала»²⁰. Аналогичную позицию занимал В. Маклаков, позже в эмиграции он излагал ее весьма убедительно. При благоприятном для Николая II повороте событий акт его отречения мог быть объявлен недействительным — как противоречащий Основным законам, но подозрения, что Николай II сознательно их нарушил, чтобы позже признать отречение незаконным, лишены оснований.

Приехав из Пскова, А. И. Гучков на вокзале зачитал рабочим царский манифест об отречении и за возглас «Да здравствует император Михаил!» был арестован. Вызволял его М. В. Родзянко²¹. В то утро 3 марта под давлением антимонархических настроений улицы на совещании членов ВКГД и нового правительства победило мнение, что великий князь Михаил Александрович должен отказаться от престола. Затем на квартире начальника Дворцового управления князя М. С. Путятина М. В. Родзянко с А. Ф. Керенским настойчиво убеждали великого князя Михаила Александровича не губить себя и отречься, а П. Н. Милюков с А. И. Гучковым, наоборот, советовали не губить Россию, принять престол. И брат царя престола не принял, хотя от него и не отказался. Подписанный им Акт 3 марта²² (набросок его предложил Н. В. Некрасов, окончательный текст составили правоведы, член ЦК партии кадетов В. Д. Набоков и барон Б. Э. Нольде, при участии В. В. Шульгина) ставил условием «в том лишь случае воспринять верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и надлежит всенародным голосованием, через представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые законы государства Российского»²³. Так монархический закон о престолонаследии оказался принесенным в жертву новому принципу избрания главы государства. Акт призывал граждан «подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой власти». Слова о почине Думы вписал В. В. Шульгин, а о полноте власти правительства — В. Д. Набоков. Как видим, в этом акте еще сохранялась идея преемственности власти. Ее отстоял «монархист-идеалист» Шульгин.

Набоковская фраза имела иную основу. Она отражала решение ЦК кадетов, который еще 28 февраля, собравшись за завтраком у видного кадета и масона М. М. Винавера, пришел к выводу, что монархия погибла, решил добиваться бездействия ВКГД и несозыва Думы. Рвавшимся к власти кадетам уже мешала и Дума, и даже ее президиум (совещание). Им нужна была вся полнота власти, без всяких демократических сдержек и противовесов. Потому-то в Акте, изготовленном этими горе-демократами, более уже не шло речи о разделении властей правительства и народных представителей в законодательных учреждениях, как в манифесте об отречении Николая II, куда девалась эрудиция кадетов-правоведов, поклонников Монтескье. Напротив, набоковская фраза о наделении правительства «всей полнотой власти» означала соединение в одних руках Совета верховной и исполнительной власти. Принцип легитимности, преемственности всех ветвей власти был грубо попран. Слабым в правовом отношении прикрытием узурпации власти, ее авторитарности были слова о ее временном характере. На временность новорожденного правительства и провозглашение принципа народовластия указывали слова, что «созванное в возможно кратчайший срок, на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа». Формула непредрешения, до Учредительного собрания, способа государственного правления родилась как компромисс в переговорах членов ВКГД и исполкома Петроградского Совета об образовании новой власти, еще до подписания этого акта, ставшего, по мнению барона Б. Э. Нольде, «единственной конституцией периода существования Временного правительства»²⁴.

Сдали позиции и прочие члены дома Романовых. 9 марта, когда Николай II приехал в Царское Село и был арестован, великий князь Николай Михайлович сообщил министру юстиции А. Ф. Керенскому, что «получил согласие на отказ от престола и отдачу удельных земель» от великих князей: от Кирилла Владимировича — «легко», от Дмитрия Константиновича — «туго», а от Гавриила и Игоря Константиновичей — «очень легко». 12 марта согласился на отказ великий князь Георгий Михайлович. Все они присоединились к доводам Акта великого князя Михаила Александровича.