Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

В исходе марта Керенский официально был объявлен вице-премьером и окончательно подмял «толстовца» князя-премьера. Затем из правительства вытеснили Гучкова и Милюкова. Примерно в это же время с мая правительство стало игнорировать ВКГД. Князь Г. Е. Львов обещал созвать Думу 27 апреля, в день, когда в 1906 г. парламент вошел в политическую структуру России. Это соответствовало обещанному царским указом возобновлению ее заседаний не позднее апреля. Думцы воспряли. Вновь разогнать нижнюю законодательную палату до Учредительного собрания или до истечения в ноябре срока ее полномочий было бы непросто правительству Львова — Керенского. Однако премьер искусно обвел вокруг пальца депутатов Четвертой Думы, заявив, что в заседании 27 апреля примут участие депутаты всех четырех Дум, которые окажутся в тот день в Петрограде³². И легальная сессия парламента была подменена юбилейным митингом, не имевшим законодательной силы. По образному выражению секретаря думской фракции октябристов Н. В. Савича, «хоронили торжественно знатного покойника, до которого, по существу, собравшимся нет дела, о котором они не жалеют в душе». Бывший думец меньшевик М. И. Скобелев, соавтор знаменитого приказа № 1, даже провозгласил: «Государственная Дума сделала свое дело, Государственная Дума умерла, да здравствует Учредительное собрание!»³³

Выйдя из думского лона, Временное правительство выступило в роли убийцы Думы. И правобокая и малосильная Дума была народным представительством, с опытом гласного решения государственных дел, обсуждения и принятия законов, действенного контроля за финансами государства. Позднее М. В. Родзянко и П. Н. Милюков сошлись в мнении, что Временное правительство, и прежде всего князь Г. Е. Львов, совершили роковую ошибку: опираясь на Думу и возглавляемый ею гарнизон, они могли столкнуть Петроградский Совет с арены власти. Однако они предпочли компромисс, обернувшийся вынужденным признанием прав Совета вмешиваться в государственные дела. Деятельность этой, руководимой социалистами, организации порождала двоевластие властных структур, губительное для страны. Не получив вместо Думы иного объединения «умеренных слоев общества»³⁴, правительству пришлось, по словам М. В. Родзянко, «танцевать на одной левой ноге, не имея фундамента под правой, а поэтому оно, очевидно, и потеряло равновесие»³⁵.

Полумеры, всевозможные импровизации в таких делах государственных пагубны, но они имели место. По инициативе В. В. Шульгина ВКГД создал совещательный орган — частное совещание Государственной Думой. С 22 апреля по 20 августа состоялось 14 совещаний с участием около 60 депутатов. В. А. Маклаков на совещании 4 мая укорял правительство за непонимание поддержки, которую могла оказать ему Дума³⁶. В беседе с членами ВКГД премьер князь Г. Е. Львов заверил, что правительство считает себя неправомочным распускать Думу, как требовали большевики и меньшевики-интернационалисты. Но это были слова утешения, не более. I Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов в июне объявил, что революция «упразднила Государственную Думу и Государственный Совет как органы законодательной государственной власти», и требовал прекратить их финансирование правительством. Премьер жалованье выплачивал, но Думу не созывал³⁷.

В связи со съездовской дискуссией о Думе газета «Копейка» 9 июня резонно спрашивала: «Если она труп, то чего же боятся ее те, которые вносят резолюцию о ее роспуске? Для чего и кому нужно рвать те невидимые нити, которые связывают Думу с громадным большинством населения страны, пока еще не нашедшим защиты своих интересов в организациях революционной демократии?» В защиту Думы выступили кадеты, уже потерявшие контроль над правительством. Они указывали, что прав у нее не меньше, чем у Советов, ставить ультиматум правительству, что уничтожить ее значило бы «на глазах у всей страны превратить русскую революцию из всенародной в партийную»³⁸. Это было запоздалое признание тех, кто первым приложил руку к упразднению Думы.