Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Современники оценили отставку Кутлера и назначение Кривошеина как крутой поворот в аграрной политике. Связывая этот поворот с именем Витте, которому искусно удалось заменить программу расширения крестьянского землепользования, принудительного отчуждения помещичьих земель так называемым планом хуторизации деревни, насаждении хуторян-отрубников методами преимущественно административными, не считаясь с мнением самих крестьян-общинников.

Реализация этого замысла связана прочно с именем П. А. Столыпина (о нем речь впереди).

Начало нового, 1906 г. ознаменовалось несколькими заявлениями Николая II о незыблемости земельной собственности. 18 января на приеме депутации курских крестьян царь заявил: «Всякое право собственности неприкосновенно, то, что принадлежит помещику, принадлежит ему; то, что принадлежит крестьянину, принадлежит ему. Земля, находящаяся во владении помещика, принадлежит ему на том же неотъемлемом праве, как и ваша земля принадлежит вам»²⁵. Это было почти буквальное повторение слов его отца, сказанных им во время коронационных торжеств четверть века назад. Новым реалиям они вряд ли соответствовали.

Как видим, отказ Николая II от принципа отчуждения части помещичьих земель был вынужденным. Позиция, занятая правительством, делала его удобным объектом критики со стороны леворадикальных кругов и дорого обошлась стране.

В те же дни император лично вмешался в оживленные споры о характере самодержавной власти. Во время приема депутации монархической партии 16 февраля 1906 г. Николай II заявил: «Передайте всем уполномочившим вас, что реформы, мною возвещенные 17 октября, будут осуществлены неизменно и права, которые мною даны одинаково всему населению, неотъемлемы. Самодержавие же мое остается таковым, как оно было встарь». Это, конечно, было серьезной корректировкой Манифеста. После этого царского заявления не было недостатка со стороны монархических кругов в громких декларациях о неограниченности прав самодержца всероссийского, вплоть до утверждения аристократическим клубом, так называемым Русским собранием, что император не только имеет право, но и обязан, как миропомазанник, как державный вождь, для блага народа своего «действовать помимо Государственной Думы и даже отменить Манифест 17 октября. Пусть никто не пытается превращать этот Манифест в обязательство, извне наложенное на царя, и придавать ему форму какого-либо договора или одностороннего акта»²⁶. Дальнейший ход событий разворачивался почти по этой рекомендации.

Важно рассмотреть ситуацию, возникшую в стране после Октябрьского манифеста, потому что в этих условиях, в этой атмосфере граф Витте создавал в «развитие» и конкретизацию принципов Октябрьского манифеста Основные законы, Учреждения Государственной Думы и Государственного Совета. Органы народного представительства возникали не в ходе органического естественно — исторического развития страны, а являлись плодом политических импровизаций нескольких лиц во главе с первым конституционным председателем Совета министров С. Ю. Витте. Может быть, в этом ключ к пониманию всей истории десятилетнего опыта Государственной Думы, в общем не весьма успешного. В салонах столицы острословы упражнялись на тему: как скоро сочиняют конституцию мудрецы, занятые ее составлением в антрактах между очередным светским раутом и театральной премьерой. Светские вертопрахи, щелкоперы знали, что вышучивать.

Осенью 1905 г. Витте привлек к подготовке новых законоположений, предусмотренных Октябрьским манифестом, государственного секретаря С. Е. Крыжановского. Последний в своих воспоминаниях, изданных в 1938 г. в Берлине, дает следующую характеристику Витте-законотворцу: «В его голове был хаос, множество порывов, желание всем угодить и никакого определенного плана действий. Вообще вся его личность производила впечатление, не вязавшееся с его репутацией. Может быть, в финансовой сфере, где он чувствовал почву под ногами, он и был на высоте, но в делах политики и управления производил скорее впечатление авантюриста, чем государственного деятеля».

* * *