Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Далее Гессен сообщает, что в 1904 г. князь Дм. Шаховской, видный кадет, позже секретарь Первой Думы, свел его с профессором М. М. Ковалевским, только что вернувшимся из долговременного пребывания за границей. «Ковалевский сразу же стал доказывать, что только масонство может победить самодержавие». Гессен пишет, что был удивлен: «Масонство представлялось мне категорией исторической, роль свою давно закончившей, и я вдруг узнал, что оно еще претендует на жизнеспособность». Ковалевский, по словам Гессена, был членом множества организаций и комитетов, Карл Маркс считал его своим научным другом (оба подолгу работали в библиотеке Британского музея). «В общественных организациях, — язвит Гессен, — он был вроде генерала на купеческих свадьбах. Насколько мне известно, Ковалевский и был родоначальником русского масонства конца прошлого века. Русская ложа, отделение французской „Ложи Востока“ — была им торжественно, по всем правилам обрядности, открыта, а через несколько лет, ввиду появившихся в „Новом Времени“ разоблачений, была надолго усыплена и вновь воскресла уже в нынешнем веке. Но традиции масонства уже в значительной мере выветрились, и ложа приобрела оттенок карбонарский. Замечательной для России особенностью было, что ложа включала элементы самые разнообразные — тут были и эсеры (Керенский), и кадеты (Некрасов), и правые (Маклаков, член ЦК кадет, принят в ложу в 1904 г. Ковалевским), которые в партии друг друга чуждались, и миллионеры-купцы, и аристократы (Терещенко, граф Орлов-Давыдов), и даже члены ЦК эсдеков (А. Я. Гальперн), которые открыто ни в какое соприкосновение с другими организациями не входили. По-видимому, масонство сыграло некоторую роль при образовании Временного правительства³. <…> Со времени первой революции реакционные круги приписывали „жидомасонам“ безграничное влияние и решительно во всем усматривали их происки, не раз и я попадал в составляемые ими списки масонов. Прибавка „жидо“ едва ли вообще справедлива — насколько мне известно, участие евреев было редким исключением, и должен признать, что принадлежность Браудо к масонству мне объяснить трудно. Теперь, судя по всему, что известно, масонство совсем выродилось в самодовлеющее общество».

За этими историческими отступлениями и справками Гессен дает информацию о борьбе вокруг проекта обновленных Основных законов.

«В начале апреля Браудо принес мне изготовленный и хранившийся в глубочайшей тайне проект новых „Основных законов“, который четыре месяца назад Витте просил Петражицкого и меня составить, но обошелся, хотя и с большим запозданием, без нашей помощи. Оглашение проекта и в „Речи“, и в „Праве“ произвело необычайно звучный эффект — резкая критика, которой он подвергся в периодической печати, заставила правительство вновь пересмотреть проект и изъять несколько наиболее одиозных постановлений.

Как характерно, что составители не забыли и такой мелочи: сохранили старый (отмененный в главе о государственной службе) порядок назначения усиленных пенсий. По этому поводу я писал: „По этой статье мы узнаем нашу бюрократию, в своем корыстолюбии бесстыдную до цинизма“. При пересмотре проекта пункт этот был исключен, но фактически порядок сохранился до самой революции.

Разоблачение проекта Основных законов произвело тем более сильное впечатление, что оно произошло к концу избирательной кампании и критика проекта послужила благодарной темой для ораторов. Среди них наиболее ярко выделялся и наибольшим успехом пользовался политический трибун, действительно замечательный оратор Ф. И. Родичев»⁴. Запомним это имя, оно еще не раз прогремит в думских историях. Информация Гессена уникальна. Характерно, что она помещена под названием «Речь» и «Государственная Дума». Действительно, публикация в «Речи», редактируемой Гессеном, официозе кадетов, проекта законов имела последствия как в плане уточнения текста законопроекта, так и в перспективе оказала свое влияние на последующую деятельность Госдумы. Эта информация показательна и в плане раскрытия всей деятельности кадетов, их фракций, высвечивает их приемы по дирижированию прессой, общественным мнением.

Гессен говорит, что после выступления кадетских органов в законопроект внесли уточнения, которые датируются второй половиной апреля. Между выступлением газет и опубликованием Основных законов в печати, их вводом в действие лежит одна неделя (16–23 апреля). События, разыгравшиеся в эти дни, составили одну из интригующих глав в истории конституционной реформы.