Государственный преступник

— Гадина, — с ненавистью бросила ей девушка.

— А вот здесь вы не правы, — спокойно парировала выпад Веры Станевич. — Будь вы на моем месте, вы бы поступили точно так же. Но… нам пора уезжать, любезнейшая Вера Михайловна. Мы с моим товарищем и так уже слишком злоупотребили гостеприимством вашего дома. Что же касается вас, — достала она из ридикюля небольшой флакон с какой-то желтоватой жидкостью, — то ради собственной безопасности мы вынуждены предложить вам вот это.

Станевич вынула пробку и слегка взболтала жидкость во флаконе.

— Это морфий. Вы его выпьете и уснете. Очень, очень крепко. И никакой доктор уже не сможет разбудить вас. Поверьте, это не личная месть, хотя мне очень не нравилось, что вы относились ко мне недружелюбно с самой первой нашей встречи. Впрочем, вас можно понять: с моим появлением в вашем доме внимание вашего кузена, которого вы, несомненно, любите, переключилось на меня, и я тем самым стала вашим личным врагом. Ревность… — вздохнула Станевич. — Обычная женская ревность.

— Нам пора, Матильда, — подал голос Прохор. — Заканчивай.

— Да, ты прав, мой верный товарищ, — с наигранной печалью в голосе сказала Станевич и поднесла флакон с морфием к губам Веры. — Открывай рот! Пей!

— Нет, — замотала головой Вера, стиснув зубы.

— Нет? Ты смеешь противиться? Тогда мы заставим тебя выпить это силой!

С этими словами она крепко ухватила Веру за подбородок, а Прохор вдавил плечи девушки в спинку скамейки. В тот же миг он был сбит с ног налетевшим на него приставом, а отставной штабс-ротмистр, схватив запястья Матильды, зажал их, как в тисках. Пытавшегося было сопротивляться Прохора Обличайло успокоил двумя ударами, после которых тот затих и дал связать себя загодя припасенной приставом веревкой.

— Все кончено, господа революционэры, — сказал Артемий Платонович, вырвав у Матильды флакон с морфием. — Ваша игра проиграна.

— Ошибаетесь, господин Аристов, — сверкнула глазами Матильда. — Мы выполнили наше задание, и теперь вашим жандармам никогда не добраться до наших товарищей. Письма, которые могли бы им стоить жизни или свободы, уничтожены.

Она громко засмеялась, нагло и дерзко глядя прямо в глаза Артемия Платоновича.

— Вы смеетесь, — вкрадчиво усмехнулся Аристов, почти с жалостью отвечая на взгляд Матильды. — А вы ведь знаете, что у нас есть пословица, что хорошо смеется тот, кто смеется последним.

С этими словами он вынул из кармана сюртука фотографические снимки уничтоженных писем и показал их Станевич. Через мгновение она зарычала раненым зверем, а затем с силой, которой Аристов от нее никак не ожидал, вырвала из его рук флакон с морфием и, прежде чем он смог помешать этому, выпила все его содержимое.

— Ты выиграл, но тебе не победить меня, — прошептала она и упала замертво.

Все на мгновение остолбенели. Наконец Аристов наклонился над Матильдой и пощупал ее пульс.

— Мертва, — глухо констатировал он.

Какое-то время они молча стояли над телом Станевич, пока не услышали какой-то странный тоненький плач. Аристов и Обличайло переглянулись и с удивлением уставились на Прохора. Здоровый высоченный мужик плакал в голос, по-детски шмыгая носом, и по его щекам текли частые крупные слезы.

* * *

— Поздравляю! Поздравляю вас, господин Аристов. — Лаппо-Сторожевский улыбался и даже поднялся с кресел, чтобы его похвала была более значимой. — Признаться, я даже не надеялся, что вы так быстро раскрутите это дело. А оно вон каким оказалось: политическим, да еще особой государственной важности. Вы, несомненно, заслуживаете награды. Я лично через господина губернатора буду ходатайствовать о предоставлении вас к ордену.

— Я не Сенька, чтобы домогаться награды, — тихо, чтобы слышал один Обличайло, сказал Артемий Платонович. Максим Станиславович, не удержавшись, хмыкнул.

— Что вы сказали? — спросил Лаппо-Сторожевский.

— Я сказал, господин полицмейстер, что мы старались не из-за наград, — ответил Артемий Платонович и уже официальным тоном добавил: — Хотя, конечно же, орден — это приятно. Хочу отметить неоценимое участие в этом деле господина Обличайло. Лучшего напарника нельзя было и представить.

— Учту, учту все вами сказанное, господин Аристов, — заверил отставного штабс-ротмистра полицмейстер. — Ну а каковы ваши дальнейшие планы?

— Поеду домой, в Средневолжск, — просто ответил Артемий Платонович. — Устал!