Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Вместе с тем отношение к женам у ойратских правителей было довольно деспотичным, и они находились в полной воле своих супругов. Так, согласно купцу А. Верхотурову, когда хунтайджи Лама-Доржи решил отправить в ссылку свою сестру, за нее попытались заступиться две его жены, и он «на жен своих разгневался», отдав одну из них своему вассальному правителю, а другую — и вообще собственному «чашнику»[212].

Однако при этом никогда не шла речь о том, чтобы насильно отправить ойратку (не то что знатную, но и простолюдинку) в чужие края. К. Миллер описывает, как ойратские чиновники жестоко избили плетьми казаха, который вез пленную ойратку в Джунгарию, чтобы обменять ее на свою дочь, попавшую в плен к ойратам. Наказание последовало за то, что он свою пленницу «на публичное посрамление отдавал как своим киргизцам, так и другим калмыцким пленникам»[213]. Этот пример тем более показателен, что рабство в Джунгарском ханстве было широко распространено и считалось обычной практикой, и торговля рабами происходила даже при ханской ставке[214].

В наследственном праве в Джунгарском ханстве, как и в чингизидских государствах, предпочтение отдавалось детям от законных жен, а не наложниц. Так «купеческий работник» И. К. Резвых и вахмистр С. Соболев в конце 1745 г. сообщали о смерти хунтайджи Галдан-Цэрена и о том, что он завещал власть не Лама-Дорджи, старшему 25-летнему сыну от наложницы, а младшему, 13-летнему Цэван-Дорджи-Намжи — от законной жены[215].

Анализ сведений российских путешественников об особенностях правового развития Джунгарского ханства в первой половине XVIII в. позволяет сделать следующие выводы.

Во-первых, ойратское государство в рассматриваемый период делало ставку на территориальную экспансию, подчинение себе соседних народов и регионов (причем не только монгольских и буддийских, но и тюркских и мусульманских) и на внутреннее экономическое развитие. Эта тенденция нашла отражение и в системе правоотношений — формировании централизованной и четко организованной системы управления (внутри Джунгарии и в вассальных государствах), активном участии государства в правовом регулировании внутренней жизни ойратского общества — вплоть до вмешательства в частноправовые (торговые и производственные) отношения, по сути, выходя на новый уровень правового развития. Фактически Джунгария, правители которой налаживали дипломатические отношения со многими соседними государствами, развивали оседлое хозяйство и даже зачатки промышленности (с привлечением «иностранных специалистов»), переживала процесс правовой модернизации, который был насильственно прерван в результате внутренней смуты середины XVIII в. и последующим завоеванием ойратского государства империей Цин.

Во-вторых, сведения российских путешественников, лично побывавших в Джунгарии в период ее расцвета и имевших возможность наблюдать регулирование различных сфер правоотношений в этом государстве, а нередко и участвовать в них, являются важнейшим первоисточником, отражающим реально складывавшиеся правовые отношения, направления законодательной деятельности монархов, проблемы правоприменения в некоторых сферах, особенности правового положения вассальных народов и иностранцев. Их информация — ценное дополнение к дошедшим до нас ойратским, монгольским и китайским источникам, на которые прежде опирались исследователи истории Джунгарского ханства при рассмотрении тех или иных аспектов его правового развития.

Глава IV Путешественники о государственности и праве Северной Монголии (Халхи) под властью империи Цин (XVIII — начало XX в.)

К концу XVII в. практически вся Монголия признала власть империи Цин, и следующие полтора столетия стали периодом ее интеграции в маньчжурское политико-правовое пространство. В течение XVIII — первой половины XIX в. маньчжурские власти формально проводили политику «сбережения сил монгольского народа», фактически же старались уменьшать автономию монгольской знати, урезать число налоговых льгот и привилегий для монголов и всячески изолировать их от внешних контактов[216]. При этом на население Монголии все больше распространялось маньчжурское законодательство, целью чего было постепенное превращение их из вассалов в подданных[217]. Во второй же половине XIX — начале XX в. эта политика из фактической превратилась уже и в официальную. Сведения российских и западных путешественников позволяют проследить основные тенденции и отдельные примеры цинской административной и правовой политики в Монголии. Ниже мы намерены рассмотреть их сведения по отдельным направлениям трансформации властных и правовых отношений в Северной Монголии цинского периода.

§ 1. Система власти и управления

В записках русских дипломатов, проезжавших через Монголию (Халху) в Китай, представляют интерес сообщения о статусе монгольских правителей, что отражается в их контактах с представителями Российской империи.