Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.

Большое количество преступлений относилось к религиозным, что неудивительно, учитывая формально высокую степень религиозности бухарского общества и стремление эмиров выказывать себя «защитниками истинной веры». При этом некоторые из преступлений напрямую были связаны с выполнением или невыполнением религиозных предписаний, другие же – с нарушением некоторых принципов религиозного права в целом и даже обычаев.

К числу наиболее распространенных относился пропуск молитвы без уважительной причины или же сон во время молитвы, за что грозили штраф, телесное наказание и даже тюремное заключение [Бернс, 1848, с. 404, 405; Мейендорф, 1975, с. 143; Mohan Lal, 1846, р. 126] (см. также: [Кюгельген, 2004, с 101–102]). В некоторых случаях обвинение в подобном нарушении могло стать результатом сведения личных счетов – раис (мусульманский чиновник, надзиравший за нравственностью) мог заставить любого человека прочесть молитву, и если тот не знал ее или сбивался, то ему также грозило телесное наказание – его тут же могли поколотить палками помощники раиса [Ханыков, 1843, с. 191; Крестовский, 1887, с. 307].

Еще одним серьезным религиозным преступлением считалось изготовление и продажа алкоголя. При этом за потребление спиртного наказывались лишь мусульмане, а за его изготовление и продажу тем же мусульманам могли пострадать и иноверцы, которым для своих нужд производить алкоголь не запрещалось. Так, Е.К. Мейендорф упоминает об одном бухарском еврее, который за продажу водки «правоверным» был приговорен к 60 ударам палкой (при том, что 75 ударов нередко приводили к смерти наказываемого), штрафу в 150 золотых тилля и тюремному заключению [Мейендорф, 1975, с. 137]. Впрочем, как отмечают другие путешественники, несмотря на столь строгие меры, многие бухарцы предавались пьянству, хотя им за это могла грозить даже смертная казнь (см., например: [Будрин, 1871, с. 34, 38])[53].

Близким к потреблению спиртного нарушением считалось также курение табака, за которое вышеупомянутые раисы также могли приговорить к ударам плетьми или палками. При этом, как подчеркивают путешественники, табак в Бухаре продавался довольно широко и открыто, и многие «правоверные» позволяли себе курить дома, а персы-шииты и индусы даже могли безнаказанно курить кальяны и в общественных местах [Бернс, 1848, с. 404; Демезон, 1983, с. 47–48; Мейендорф, 1975, с. 144; Ханыков, 1844, с. 7; Mohan Lal, 1846, р. 127]. То же касалось и азартных игр: уже в начале XX в. в тюрьму был брошен старик – «аксакал обмывателей покойников», которого обвинили в содержании игорного притона: на него пожаловалась мать молодого бухарского купца, который проиграл этому старику крупную сумму [Л.С., 1908, с. 33]. К числу довольно необычных противоправных деяний относилось, как отмечает А. Бернс, гоняние голубей по пятницам: виновного связывали, сажали на верблюда, привязывали к нему дохлого голубя и провозили по городу, публично возвещая о его преступлении [Бернс, 1848, с. 404–405].

Обвинить в несоблюдении религиозных предписаний и также приговорить к штрафам или телесному наказанию могли тех местных мусульман, которые пытались использовать иностранных технологии в ремесленной или сельскохозяйственной деятельности. Именно поэтому многие бухарцы, несмотря на очевидные преимущества русских или английских инструментов, методов производства продукции и проч., отказывались от них, опасаясь обвинений в неуважении к религии [Бутенев, 1842в, с. 169].

За некоторые нарушения религиозных предписаний наказывались и иноверцы. А. Бернс упоминает об одном китайце, который привез в Бухару несколько картин с человеческими изображениями, которые, как известно, запрещены исламом. Местного жителя за них, скорее всего, подвергли бы штрафу и телесному наказанию, тогда как у иностранца было решено изъять картины и уничтожить, предварительно выплатив ему возмещение [Бернс, 1848, с. 435].