Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII – начала XX в.

Суд и правоохранительная деятельность

Судебную власть в Бухарском эмирате осуществляли как представители светских властей, так и представители духовенства. Первые действовали на основе собственного усмотрения, обычаев, указаний вышестоящих властей, вторые – на основе предписаний шариата.

Верховным судьей традиционно являлся сам монарх – эмир, который разбирал наиболее серьезные преступления, чаще всего направленные против государя и государства, либо связанные с деятельностью наместников-беков (возбуждаемые по жалобам их подданных). Формально опиравшийся на нормы шариата, фактически эмир все дела разрешал по собственному усмотрению, а приговором по уголовному делу чаще всего была смертная казнь [Ханыков, 1843, с. 179]. Уголовно-правовую позицию бухарского эмира весьма четко изложил кушбеги в разговоре с российским послом С.П. Носовичем в 1870 г.: по его словам, держать народ в повиновении можно было только под постоянным страхом телесных наказаний и смертной казни, которые вправе налагать монарх, получая сведения о преступлениях от доносчиков, интриганов и даже клеветников [Носович, 1898, с. 275–276].

Эмир вполне мог отменить даже свое собственное ранее принятое решение и вынести новое, более суровое. Н.А. Маев описывает случай, когда на прием к эмиру Музаффару в свите гиссарского бека прибыл некий Рахматулла-токсаба, принимавший участие в восстании Катта-туры – старшего сына эмира. И хотя ранее эмир его простил и сам позволил прибыть ко двору, он приказал его схватить, а вскоре вынес «хатт» (смертный приговор), и токсабу тут же казнили, а труп бросили на городской площади [Маев, 1879а, с. 105–106]. Иногда эмир принимал решение о наказании по причине собственной мнительности: так, в начале XX в. эмир Абдул-Ахад назначил чиновника на высокую должность и тут же приказал ему дать 75 палок за то, что тот допустил нарушение придворного церемониала [Л.С., 1908, с. 32–33].

Беки также обладали правом суда в своих владениях и имели всю полноту судебной власти, однако выносившиеся ими смертные приговоры подлежали утверждению эмиром [Галкин, 1894б, с 27; Ржевуский, 1907, с. 227]. В остальных же случаях бек имел полную свободу принятия решений и вынесения приговоров. Так, максимальное число палочных ударов в Бухарском эмирате формально не должно было превышать 75, и к такому наказанию мог приговаривать только сам эмир, бекам же позволялось приговорить не более, чем к 25 ударам, но нередко они приговаривали и к 50, а в некоторых регионах – и к 100 ударам [Варыгин, 1916, с. 799; Кузнецов, 1893, с. 71].

Правоохранительную деятельность на местах осуществляли амлякдары со своими помощниками-джигитами, а в отдельных селениях – аксакалы. Они могли разбирать и мелкие правонарушения в качестве судей, но, в отличие от беков, имели право приговорить виновного только к кратковременному аресту, небольшому штрафу или нескольким палочным ударам [Гаевский, 1924, с. 60; Галкин, 1894б, с. 27; Кун, 1880, с. 228].

Для получения показаний к подсудимым и даже к свидетелям применялись различные пытки: в зависимости от тяжести преступлений, в которых они подозревались, их били палками, прижигали углями и каленым железом, выдергивали волосы и ногти, ломали суставы, отрезали нос, ломали руки-ноги, выкалывали глаза [Варыгин, 1916, с. 798–799; Стремоухов, 1875, с. 684]

Каждое дело, как уголовное, так и гражданское, означало получение существенной выгоды чиновником, который его разбирал. Поэтому неудивительно, что многие из них старались увеличить ее всеми возможными способами. М.А. Варыгин описывает, как во время посещения им Кулябского бекства два узбекских семейства начали имущественный спор и пошли на суд к амлякдару, который, осведомившись о сумме иска, заломил сбор в свою пользу в размере 1 тыс. таньга. О деле стало известно беку, который, не желая упускать выгоды, велел подчиненному передать тяжбу на его собственное рассмотрение. Пока бек и амлякдар препирались, тяжущиеся успели помириться и теперь думали, как бы им избежать суда и, соответственно, расходов [Варыгин, 1916, с. 797].

В городах охрана правопорядка обеспечивалась стражей, во главе которой находился миршаб[58] со своими помощниками джура-баши (дабаши) – все они подчинялись непосредственном бекам (в Бухаре – соответственно курбаши) [Кун, 1880, с. 229; Гаевский, 1924, с. 59]. Миршаб занимался поиском преступников, старался пресекать противоправные деяния, а главное – задерживал всех, кто ходил по городу по ночам, и представлял на суд эмира [Ханыков, 1844, с. 8–9, 14] (см. также: [Кюгельген, 2004, с. 101]).