Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Примечательно, что сами бухарцы демонстрировали веру в закон. Так, Е. К. Мейендорф вспоминал слова одного местного жителя, что если бы ему задолжал сам хан (т. е. эмир), то он пошел бы к судье-казию, и тот на основе Корана потребовал бы от хана выплаты долга. Правда, бухарец тут же добавил, что если государь все равно не заплатит, то это только потому, что он хан и действует в своем праве [Мейендорф, 1975, с. 131], т. е. поступит в данном случае уже как монарх, а не как участник частноправовой сделки.

Испытывая постоянную нехватку средств, бухарские эмиры порой шли и на обман собственных подданных. Так, К. Ф. Бутенев сообщает, что эмир Насрулла периодически выпускал монету худшего качества, чем прежняя, но собственным указом заставлял принимать ее на равных с прежней [Бутенев, 1842а, с. 162]. При этом в течение достаточно долгого времени, как ни странно, в эмирате не было доверия к русской серебряной монете. И если в столице она довольно быстро получила распространение наравне с местной, то в провинции она долго шла по пониженному курсу, даже по сравнению с установленным русско-бухарскими соглашениями — так, в Кулябском бекстве, даже в начале XX в., за таньгу требовали не 15 копеек по официальному курсу, а 16 [Рожевиц, 1908, с. 621].

Как видим, в торговой сфере в Бухарском эмирате было весьма сложно провести границу между публично-правовыми и частноправовыми отношениями, поскольку государство старалось всячески контролировать даже мелкие сделки — естественно, с выгодой для себя. Поэтому не приходится удивляться, что власти всячески старались сохранять традиционные нормы и принципы в этой сфере — как тюрко-монгольские, так и мусульманские, и противились попыткам российских властей как-то модернизировать торговые отношения в эмирате даже после установления протектората и учреждения Русского политического агентства.

Земельно-правовые отношения

Как и торговые, земельно-правовые отношения в Бухарском эмирате строились на основе средневековых религиозных и обычно-правовых норм, лишь в некоторой степени дополнявшихся отдельными актами волеизъявления бухарских правителей. Виды землевладения и землепользования в соответствии с шариатом, в принципе, хорошо известны, однако в записках путешественников можно найти ценные дополнения или уточнения о правовом режиме тех или иных земель, правах и обязанностях их собственников или пользователей.

Впрочем, многие иностранцы, побывавшие в Бухарском эмирате, по-видимому, не до конца разбирались в системе земельно-правовых отношений и, соответственно, несколько «примитивизировали» их. Так, журналист Н. П. Стремоухов выделил всего три вида собственности на землю (эмира, беков и вакуфные), классифицировав их по сбору платы с арендаторов: с владений эмира ее собирали амлякдары, с бекских — сами беки и их подчиненные, с вакуфов — те, в чью пользу они были учреждены [Стремоухов, 1875, с. 674]. Путешественники, больше знакомые со спецификой восточной (и в особенности мусульманской) системы земельных отношений, приводят более конкретные сведения. Дипломат и востоковед Е. К. Мейендорф выделяет государственные имения (с которых арендаторы платили 2/5 урожая в пользу эмира), поместья за военную службу (так называемые амляки), частновладельческие мильки и вакуфы [Мейендорф, 1975, с. 107]. Другой чиновник и востоковед А. Л. Кун приводит еще более сложную классификацию видов земель: 1) по способу орошения — «аби» (орошаемые водой из источников) и «кунакау», или «ляльми» (орошаемые «небесной водой»); 2) по праву владения — мильк-хур (в частной собственности), мильк-халис («обеленные», т. е. в частной собственности и освобожденные от уплаты налогов) и вакуфные (пожертвованные на благотворительные цели и также обладающие налоговым иммунитетом) [Кун, 1880, с. 230] (ср.: [Ханыков, 1843, с. 114–118; Гейер, с. 12]).

Помимо «теоретического» разделения земель, некоторые авторы сообщают и детали о практике их распределения и перераспределения. Так, А. С. Стеткевич отмечал, что более привилегированные по своему положению узбеки в течение десятилетий вытесняли коренное население эмирата — таджиков, захватывая себе более плодородные земли [Стеткевич, 1894, с. 245].