Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Абулхаир известен в истории, прежде всего, как первый казахский правитель признавший российское подданство (1731). И хотя он занял хивинский трон без согласования с имперскими властями, Д. Гладышев отмечает, что хан и в Хиве неоднократно демонстрировал свою лояльность России. Так, приняв грамоту Анны Иоанновны, он повелел ее прочесть, «оную приняв в печать поцеловав», а затем во время официального приема публично объявил: «Благодарю Бога, что теперь Хива в подданстве ее императорского величества, и я во оной ныне ханом». Как отметил Гладышев, хивинские придворные при этих словах «все тогда молчали и ничего не говорили» [Гладышев, Муравин, 1851, с. 9, 12] (см. также: [Торопицын, 2011, с. 70]). Как раз в это время к Хиве приближался персидский Надир-шах, стремившийся установить свой сюзеренитет над ханством и уже казнивший в конце 1739 г. ее предыдущего хана — Ильбарса, приходившегося двоюродным братом самому Абулхаиру. Новый хан направил к шаху посольство «с тем объявлением, что он, хан — подданной ее императорского величества, и сей, город Хиву принял он, хан, для того, чтоб учинить оной подданным же ее императорскому величеству; а как слышал он хан, что оной персидской шах с Российскою империею в союзе обретается, и для того он, шах, ради разорения сего города ходить не изволит». Причем в состав посольства он включил И. Муравина, чтобы подчеркнуть его «российский» характер [Гладышев, Муравин, 1851, с. 12–13]. Однако хивинская аристократия не слишком-то благосклонно отнеслась к ханской идее перехода в российское подданство. Городская охрана перехватила послание шаха хивинским сановникам с требованием арестовать хана и передать в руки персов. В результате спустя всего неделю после интронизации Абулхаир сделал вид, что едет к шаху на переговоры, а сам, по совету прибывших с ним казахских приближенных, поспешил в родные кочевья, причем «хивинцы из города вслед за ними палили из пушек и из мелкого ружья, однако никого не убили» [Гладышев, Муравин, 1851, с. 13–15] (см. также: [Торопицын, 2011, с. 71]).

Рассорившись с хивинской знатью, казахский хан решил использовать давние разногласия столицы и Аральского (Кунградского) владения (см. подробнее: [Почекаев, 2015]) в своих интересах: он вступил в переговоры с местной аристократией с целью признания своего старшего сына Нурали «аральским ханом» и, следовательно, потенциальным претендентом на хивинский трон. Д. Гладышев отмечает, впрочем, что даже конфликт со столичными властями не обеспечил хану и его сыну безоговорочной поддержки Аральского владения: «между аральцами учинилась не только знатная ссора, но и баталия, из того, что некоторая часть аральцов намерены принять себе в Ханы Абул-Хаир-ханского сына Нурали, а другие того не хотели», поскольку после смерти вышеупомянутого Шах-Тимура[73] «остались три сына: первой Артык, другой Сейдали, третей Куразали, и хотя бы из них один которой и мог быть произведен ханом» [Гладышев, Муравин, 1851, с. 16, 17]. Однако Абулхаир все же сумел убедить аральцев, и Нурали был признан ханом, а затем и в самом деле короткое время, подобно отцу, пребывал на хивинском троне.

Об этом более подробно сообщает капитан Г. Тебелев, побывавший в хивинских владениях в июне 1741 г. По его сведениям, весной 1741 г. хивинцы, недовольные правлением персов и поставленного ими хана, вступили в сговор с аральцами и туркменскими племенами и пригласили на престол Нурали. Сын Абулхаира в апреле прибыл в Хиву, заставив персидского ставленника Мухаммад-Тахир-хана бежать из столицы [Из истории, 1939, с. 220].

Еще один российский офицер, капитан В. Копытовский, подобно Тебелеву отправился из Астрахани в хивинские владения на купеческом судне с товарами. Уже четыре года спустя — в июле 1745 г., он сообщает ценные сведения о событиях в Хиве: несмотря на относительно спокойную обстановку и даже возможность ведения торговли, ситуация в ханстве была весьма неопределенной: «А ныне что де в Хиве делается, того не знаем». У власти находился очередной персидский вассал, хан Абу-л-Гази II, сын казненного Ильбарса, который управлял вместе с «персидским ханом», т. е. представителем персидского шаха[74], причем будущее обоих зависело «от шаха указа» [Из истории, 1939, с. 232].