Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Дискредитировавшие себя постоянным соперничеством и невозможностью контролировать положение дел в стране, хивинские ханы-Чингизиды в самом начале XIX в. должны были уступить трон представителям узбекской династии Кунграт (прав. 1804–1920). Ситуация в Хиве и Бухаре и в этом отношении оказалась сходной: подобно бухарским аталыкам из династии Мангытов, хивинские Кунграты, в течение десятилетий занимая пост инака (формально — наместника столицы, фактически — первого министра), реально управляли ханством, отодвинув от власти венценосных потомков Чингис-хана.

И если ханы-Чингизиды, зачастую являясь «чужаками» в собственном ханстве, не имели возможности обуздать родоплеменную знать, Кунграты, одно из сильнейших узбекских племен, использовали своих многочисленных сородичей для подавления мятежей своих соперников и расправ с недовольными. Вместе с тем новые ханы (в отличие от Чингизидов, согласно политической традиции не принадлежавших ни к одному из народов или племен Центральной Азии) всячески старались подчеркивать свое узбекское происхождение и в одежде, и в языке, и в поведении [Abbott, 1884a, p. 88]. Тем самым они привлекали к себе сородичей и из других узбекских племен, опираясь на них в борьбе против подвластных им народов — казахов, каракалпаков, туркмен.

Сходство с Бухарой проявилось и в том, что новые правители Хивы[75] сумели укрепить существенно ослабевшую ханскую власть и вернуть ей былой авторитет. Свои претензии на трон Кунграты обосновывали не только кровным родством с Чингизидами (многие из них брали в жены дочерей казахских ханов и султанов), но и родством с сейидами — потомками пророка Мухаммада. Начало этой традиции положил первый Кунграт на хивинском троне — Ильтузар (1804–1806), хотя прежде сейиды не выдавали своих дочерей замуж ни за кого, кроме представителей других сейидских родов [Муравьев, 1822б, с. 38].

Ханы Хивы, подобно бухарским эмирам, провозглашали себя «ревнителями веры» и номинально опирались исключительно на мусульманские государственные и правовые традиции, зачастую используя малейшие нарушения предписаний шариата для расправы с противниками [Вамбери, 2003, с. 107]. В действительности же Кунграты по собственному усмотрению осуществляли управление, творили суд, вводили налоги и проч. [Данилевский, 1851, с. 132, 134; Муравьев, 1822б, с. 57, 66, 68]. Наиболее высоко путешественники оценивают второго хана этой династии — Мухаммад-Рахима I (1806–1825), который централизовал систему управления, покончил с набегами казахов на хивинские владении, подчинил Аральское владение, в течение веков противостоявшее Хиве, покончил с грабежами караванов на территории ханства [Базинер, 2006, с. 354; Данилевский, 1851, с. 106; Муравьев, 1822б, с. 44–45, 71; Субханкулов, 2007, с. 216–217].

Хива не избежала проблем, связанных с вышеупомянутым отсутствием четкого порядка престолонаследия у тюрко-монгольских народов. Они периодически проявлялись в борьбе за трон, которая могла происходить как в виде дворцовых переворотов, так и гражданских войн [Муравьев, 1822а, с. 40–43]. Так, после смерти первого хана Ильтузара трон захватил его брат Мухаммад-Рахим I, однако против него выступили сыновья его покойного брата, грозя, что если он не уступит им власть, они начнут войну против него, поддержав любого его врага [Субханкулов, 2007, с. 216]. Неудивительно, что подобные внутрисемейные конфликты в хивинском ханском семействе с готовностью поддерживали соседние государства — в частности, Бухарский эмират и даже Россия[76].

В результате к середине XIX в. власть ханов вновь существенно ослабла, отдельные родоплеменные подразделения туркмен, казахов и даже сами узбеки периодически отказывались подчиняться ханам, платить им налоги, воевать за них и т. д. Далеко не все представители рода Кунгратов отличались решительностью, некоторые из них, напротив, были достаточно слабовольными правителями, целиком и полностью зависевшими от высших сановников. При этом они всячески старались подчеркнуть свой высокий статус, присваивая себе пышные титулы. Так, например, Сейид-Мухаммад-Рахим (1856–1864) титуловал себя «падишахом Хорезма», однако в течение практически всего своего правления находился под влиянием своего зятя кушбеги и министра-мехтера [Вамбери, 2003, с. 105–106; Игнатьев, 1897, с. 147–148]. Как и бухарские эмиры, хивинские ханы нередко не могли доверять собственным подданным и потому окружали себя рабами и вольноотпущенниками из числа пленных персов, которых назначали на высокие должности [Кун, 1873, с. 188].