Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии

Литературные архивы университета вдохновили Майсем, и она начала собирать собственную библиотеку. В нее вошли не только Джейн Остин и Шарлотта Бронте, но и такие авторы, как политический мыслитель Джозеф Най, который разработал понятия «жесткая сила», «мягкая сила» и «умная сила», взятые на вооружение администрациями Клинтона и Обамы. Среди книг Майсем были и образцы древнего персидского и греческого эпоса, найденные в местных книжных лавочках.

«Я хотела быть похожей на своего деда, – рассказывала она. – Хотела стать настоящим ученым, образованной женщиной».

Летом Майсем привезла часть своей небольшой библиотеки домой. За чтением этих книг она собиралась скоротать последующие три месяца. Но ее отцу это не понравилось.

Перепугавшийся, все еще помнящий о временах «культурной революции», он соорудил во дворе кострище из камней, сложил в него книги, облил их бензином и поджег.

«Книги, – часто повторял он, – принесут тебе только неприятности».

[ ]

Учась в Пекинском университете, Майсем чувствовала, что мир противится ее воображению, ее идеям, ее идентичности. Отец не одобрял увлечение девушки литературой, в университете к ней относились как к провинциалке, и Майсем понимала, что те же самые предубеждения, вероятно, приведут к тому, что власти отвергнут ее стремление стать дипломатом, даже если она будет усердно работать и проявит талант.

Майсем была не единственной, кому казалось, что ее мечтам не суждено сбыться. Чувство скептицизма и разочарования накапливалось по всему Синьцзяну, где растущий спрос на автономию и свободу, а также ощущение несправедливого отношения к местным жителям со стороны этнического большинства встречали жесткий отпор государства.

Недовольство прорвалось наружу 5 июля 2009 года, когда в региональной столице Урумчи вспыхнули протесты и беспорядки. Это произошло спустя неделю после того, как два уйгурских рабочих-мигранта погибли в результате спровоцированной конфликтом на расовой почве четырехчасовой драки вблизи фабрики игрушек в юго-восточном городе Шаогуань. Драка разгорелась после анонимного сообщения в блоге, в котором утверждалось, что шестеро рабочих-уйгуров изнасиловали двух ханьских женщин. Но городские власти заявили, что никакого изнасилования не было.

«Я выглянул из своего офиса и увидел людей, собравшихся в центре города», – рассказывал мне Тахир Имин, уйгурский бизнесмен, ставший свидетелем событий.

Уйгурские митингующие собрались возле главных зданий коммунистической партии, чтобы выразить протест против действий полиции в ходе инцидента в Шаогуане. Собралась толпа и на Большом базаре в центре города.

Спустя несколько часов бушующая толпа превратилась в тысячу самых настоящих мятежников. Разгневанные молодые мужчины (согласно новостной хронике, большинство участников беспорядков были мужчинами) бегали по улицам, перекрывали дорогу машинам и автобусам, приказывали им остановиться, вытаскивали водителей из салонов, переворачивали автобусы и поджигали их. Дома и магазины были разграблены, окна разбиты; по словам дюжины свидетелей, с которыми мне удалось пообщаться позже, толпа скандировала: «Долой Китай!» и «Долой коммунистическую партию!»

Свидетельница событий рассказывала мне, что видела беременную женщину с разрезанным животом, лежавшую на дороге без сознания.

«Это был страшный день, – говорил мне один местный уйгур. – На Дваньской северной дороге лежали трупы. Местная полиция прибыла слишком поздно, чтобы защитить нас».

Силы специального реагирования попытались разогнать толпу, которая в ответ стала бросать камни. Власти заявили, что во время беспорядков, продолжавшихся несколько дней, погибли 197 человек.

Китай воспринял беспорядки как сигнал к действию. 6 июля 2009 года правительство отключило интернет, чтобы информация о беспорядках на этнической почве не просочилась во внешний мир. Китай хотел убедить свой народ и весь мир, что в стране отсутствует расовая напряженность, а граждане живут в этническом единстве и гармонии. Изолировав Синьцзян, власти тут же занялись его населением.

«Китайские правоохранительные органы развернули масштабную кампанию противоправных арестов в уйгурских районах Урумчи, – докладывала организация Human Rights Watch, – многие из которых закончились „исчезновением“ задержанных». Позже уйгурские протестующие рассказывали мне, что полицейские в штатском на машинах без опознавательных знаков похищали их, увозили в пустынные районы за пределами городов, привязывали к деревьям и избивали дубинками и прикладами.

«После окончания беспорядков я включил телевизор, – рассказывал Тахир Имин, – и увидел, как губернатор [Синьцзяна] с опущенной головой называет протестующих террористами. Все остальные телеканалы были отключены».