Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии

«Я сожалею о неправильной жизни, которую вел, – прочитал учащийся. – Благодарю партию. Вы дали мне все. Вы как мои родители, отец и мать в одном лице. Вы – солнце, вы – луна, вы – горы. Я не верю ни в рай, ни в ад. Вы – мой единственный рай. Я буду следовать только за вами. Пожалуйста, направляйте меня вечно, чтобы я мог видеть путь».

[ ]

Майсем в ту ночь заснула с трудом. Было слышно, как в соседней камере охранник отчитывает заключенного: «Что это спрятано в твоих сигаретах? Вор!»

Мужчину обвинили в том, что он незаконно пронес какой-то предмет на территорию центра, – какой именно, Майсем не смогла расслышать. Они ворвались в камеру и избили его.

Когда наступило утро, охранник зашел в камеру Майсем и назвал ее имя: «Пройдемте с нами».

Майсем боялась, что ее тоже ждет наказание.

Но охранники отвели девушку в помещение, похожее на приемную, рядом с выходом на улицу. Когда Майсем вошла туда, ее охватила радость. Там была ее мама.

Глава 14 Массовое интернирование

Полное преображение – навстречу здоровому, добродетельному мироощущению.

Китайский чиновник в Синьцзяне, август 2017 года

Матери Майсем удалось выяснить, где находится лагерь, и убедить политрука разрешить ей одно свидание с дочерью.

«Она надела золотые кольца, модную одежду и накрасилась, – вспоминает Майсем. – Хотела показать лагерному начальству, что она важная персона, которая заслуживает серьезного отношения».

Мать принесла ей сменную одежду. Майсем, по-прежнему не зарегистрированной в лагерной системе, так и не выдали положенную форму.

«Надень это», – сказала мать.

«Как ты меня нашла?» – спросила Майсем.

«У нас не так много времени, – сказала ее мать. – Но я постараюсь как можно быстрее рассказать тебе, что происходит».

Целую ночь мать Майсем провела возле здания районной администрации. Затем несколько часов упрашивала секретаря позволить ей встретиться с самим мэром, а не с его помощником, как раньше.

«Я просто хочу хотя бы один раз увидеть ее, – умоляла она. – Я только хочу узнать, где она».

«Это государственная тайна, – сурово отвечал секретарь. – Мы должны заботиться о вопросах национальной безопасности».

«Моя дочь – не угроза национальной безопасности!»

«У нас очень много девушек в центрах перевоспитания. Мы не можем вам помочь».

Мать Майсем надеялась, что если она сможет простоять всю ночь на улице, на пронизывающем осеннем ветру, то утром ей удастся перехватить первых сотрудников мэрии, идущих на работу.

Вечером, когда офис закрылся, секретарь подошел к уличной скамейке, где она собиралась расположиться на ночлег.

«Пожалуйста, идите домой, – сказала он. – Мы уже ничего не сможем сделать». Но мать Майсем не ушла. А когда на следующее утро взошло солнце, к ней подошел работающий в администрации мужчина. Он рассказал, что тем утром государственные служащие говорили о ней.

«Вы были здесь всю ночь?»

«Я должна увидеть свою дочь».

«Я не знаю, что она за человек, – сказал он. – Может, она представляет угрозу, она ведь училась в Турции. Турция – это ближневосточная страна, вы же знаете… Может быть, ее разум заражен. Если она подцепила инфекцию, ей придется находиться в центре в течение года или двух, чтобы ее могли вылечить. Поверьте мне, она выйдет оттуда лучшим человеком. Такая вот „Ситуация“. Мы надеемся на ваше понимание».

«Ситуация» – не привлекающий внимания термин, которым уйгуры начали описывать зарождающееся полицейское государство, чтобы избежать неприятностей. Им нельзя было говорить о «массовых задержаниях», «бесчинствах» или «репрессивном правительстве». Сидя с Майсем, я вспомнил, как во время моих путешествий по Синьцзяну и Турции местные жители и уйгурские беженцы неоднократно называли свое бедственное положение «Ситуацией». «„Ситуация“ не самая хорошая, – объяснял один бизнесмен в 2017 году. – Но я поддерживаю усилия правительства по улучшению „Ситуации“».

Мать Майсем не понимала, действительно ли госслужащий верил в то, что говорил. Ему настолько промыли мозги?

Не сумев переубедить бюрократов из местной администрации, мать Майсем помчалась домой – ее муж только что вернулся из отпуска в горах, получив известие о задержании дочери.

«Он плакал, не переставая, – рассказывала мать Майсем дочери. – Может быть, ты этого не чувствуешь, но он действительно любит тебя».

Отец Майсем, член коммунистической партии, расхаживал по дому, а потом позвонил старому другу.

«Ты должен понимать „Ситуацию“. Я не могу вмешиваться в работу этих учебных центров, – ответил ему тот. – Госбезопасники найдут, к чему подкопаться, чтобы заморозить мою зарплату или отправить в центр меня самого».

После долгих раздумий родители Майсем решили, что их единственная надежда – вернуться в государственное учреждение на следующий день и отстоять свою правоту, на этот раз использовав документальные доказательства.