Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии

«Я знаю, ты думаешь, что твоя преподавательница – какая-то училка начальной школы, что все это ниже твоего уровня. Но она – твоя начальница, и я – твой начальник. Ты должна это запомнить. Для этого ты и здесь».

Майсем со вздохом закатила глаза.

Политрук с силой ударил кулаком по стопке бумаг: «Чтобы я больше никогда не видел такого выражения на твоем лице!»

«Мои чувства – не ваше дело», – огрызнулась Майсем.

«Оглянись вокруг, – сказал политрук. – Здесь ни у кого нет чувств. Ни ненависти. Ни страсти. Когда охранники избивают их, они не плачут. Посмотри на всех этих учащихся, которые пишут в своих тетрадях. Между ними нет различий. Видно, что их разум един – они очищены от всех вирусов.

Извини, что не провели тебя через курс начальной ориентации. Это потому, что ты не внесена в нашу базу, – продолжал он. – Мы позвонили в твою районную администрацию, мы работаем над этим. Но ты здесь новенькая. Со временем всему научишься. А пока ты здесь, я не хочу видеть никаких эмоций на твоем лице. Можешь идти».

В сопровождении охранников Майсем вернулась в класс, где провела оставшийся час, разглядывая пропагандистские лозунги на стенах, поскольку тетради у нее все еще не было. Прозвенел звонок, учащиеся закончили писать и отправились на обед. За столы садились заранее распределенными группами по четверо. Прежде чем заключенным было позволено приступить к обеду, они встали и спели национальный гимн Китая «Марш добровольцев». Обед состоял из небольшой миски вареных овощей и белого риса. После окончания трапезы охранники отвели учащихся, шедших группами по четыре человека и почти нога в ногу, обратно в камеры. Им разрешалось поспать тридцать минут – но при соблюдении строгих условий.

«Нам можно было спать, только если наши кровати были аккуратно заправлены. Даже во время сна, – рассказывала Майсем. – Если мы не спали, или слишком много ворочались, или перешептывались, охранники наказывали нас: избивали или лишали обеда на следующий день. Был только один способ поддерживать кровати в нужном состоянии – спать сидя».

Майсем была измучена, и у нее не получалось спать в такой позе. Через тридцать минут охранники вернулись.

«Почему эта девчонка не спит? – сказал один из охранников сокамерницам Майсем, указав на нее. – Вы должны научить ее нашим правилам. А пока мы вас всех накажем».

Охранники заставили всех сокамерниц Майсем, кроме нее самой, стоять в одной позе в течение тридцати минут. Если бы хоть одна из них пошевелилась, отсчет времени начался бы сначала.

«Смотри, что ты натворила, – кричал один из охранников на Майсем. – Это твоя вина!»

После того как ритуал завершился и охранники ушли, Майсем извинилась перед остальными заключенными.

«Пожалуйста, не волнуйся, – сказала одна из них. – Они всегда наказывают нас по разным причинам. Сегодня виноватой сделали тебя. Завтра они найдут волосок на полу».

С 14:00 до 16:00 женщины-заключенные присоединялись к мужчинам на занятиях по таким дисциплинам, как «Ислам», «Конституция», «Национальное единство», а также «Жизнь и учение Си Цзиньпина», рассказывала Майсем.

На одном из таких уроков в классную комнату вошел человек, назвавшийся представителем духовенства. Майсем приготовилась выслушивать очередную порцию нелепого пропагандистского бреда.

«Никто из вас не понимает, что на самом деле значит религия, что такое ислам, – начал он. – Молитва, пост – ничто из этого не вписывается в современную жизнь в нашей великой стране. Мы – хирурги, которые оперируют ваш мозг, вашу идеологию. Ваш разум отравлен. Сейчас мы дадим вам лекарство. Вы должны быть благодарны за него нашей великой нации».

Майсем чуть было снова не закатила глаза, но вспомнила о камерах видеонаблюдения и утреннем предупреждении политрука: не показывай эмоций.

«Лучше сидеть с каменным лицом, – подумала она. – Не хотелось бы, чтобы сокамерниц снова из-за меня наказали».

«Посмотрите на типичную мусульманскую деревню, – продолжал „представитель духовенства“. – Муж – бедный рабочий. Жена не работает. Дети не ходят в школу, потому что их держат в тисках религия и нищета».

«Вы здесь по своей вине. Подумайте о своих семьях. Их привычная жизнь была нарушена, потому что вы отравили своей разум идеологией. Вам пришлось прийти сюда, чтобы очиститься. А теперь ваши семьи, возможно, страдают из-за того, что вас нет рядом. Может быть, они не могут найти работу. Может быть, вашим детям пришлось бросить школу. Это ваша вина. Это ваша вина».

«Вы не знаете, что такое религия на самом деле. Вы не знаете. Вы не знаете. Вы совсем этого не знаете».

Когда эта нудная лекция закончилась, учащиеся открыли тетради и невозмутимо приступили к написанию семистраничных конспектов. «Представитель духовенства» попросил одного из них поделиться написанным.