Когда звонок подъема разбудил ее, Майсем поняла, что это был сон. Автоматические двери открылись, и в 9 утра, после утренней зарядки и завтрака, ее вновь отвели на встречу с партийным руководителем.
Он сразу перешел к делу.
«Почему вы здесь?»
«Я слишком гордая, – ответила Майсем. – Любимица всей моей большой семьи, всегда в центре внимания. Я не знаю людей. Всегда думала, что я достойнее, значимее других. Я смотрела на партийных работников свысока. Считала их глупыми и необразованными. Но теперь поняла, что это я необразованная, так как относилась к партии с пренебрежением».
«Что вы думаете о своих одноклассниках?»
«Их я тоже считала необразованными. Они не размышляли о наших законах и обычаях. Не читали книги в детстве и не занимались тяжелым умственным трудом. Теперь они учатся по пять часов в день. Становятся полезными гражданами для нашей страны».
«Несмотря на ваш прогресс, – объявил чиновник, – мы пока не можем вас отпустить. Нужно продолжать учебу».
Надежды Майсем рушились. Постепенно ей становилось ясно, что убежать отсюда невозможно.
«
«Меня беспокоило, что все мои признания попадают в систему, – рассказывала она. – Не решат ли машины, что я террористка, раз сама рассказываю о своих недостатках? Неужели я просто стреляю себе в ногу?»
Майсем, озабоченную и сомневающуюся в правильности выбранной тактики, отвели на утренний урок пропаганды, где над ней издевались охранники.
«Вот ваша тетрадь и карандаш», – объявила учительница, наконец выдав ей необходимый инвентарь.
Майсем упала духом: «Тетрадь и карандаш означали, что я официально стала заключенной. Я больше не была вне системы. Это был конец. Теперь я могла остаться тут на годы, даже умереть здесь».
Она огляделась вокруг. Все таращились на нее – изгоя, чьи надежды и мечты были окончательно разрушены.
Она с ужасом опустила глаза на свою тетрадь. Линованная бумага, лежащая перед ней, словно втягивала ее в глубины лабиринта – в неизбежный ад зубрежки, где ей придется распрощаться с собственным разумом, подчиняясь приказам машины, желающей переделать ее изнутри.
«Любим партию, любим страну!»
Майсем поднесла карандаш к бумаге, приготовившись заносить в тетрадь бессмысленные речевки своей учительницы, не оставляя тщетных надежд, что через несколько месяцев или лет ее отпустят на свободу.
Майсем очнулась от своих мрачных грез. Страница тетради перед ней по-прежнему была чиста. Учащиеся вокруг нее строчили свои привычные семь страниц самобичевания и декламаций. Девушка ощутила острую тоску по просторам пастбищ и оазисов, среди которых выросла. Но сейчас пришло время подавить инстинкт быть индивидуальностью.
Майсем смирилась. Взяв в руки карандаш, начала писать. Мгновением позже двери в класс распахнулись. Она подняла взгляд от тетради. Несколько охранников смотрели на нее. Как всегда, они держали наготове свои шипованные резиновые дубинки. Майсем знала, что это значит. Она попалась, каким-то образом провинилась перед Партией. Она приготовилась к наказанию.
«Ты пойдешь с нами, – сказал один из охранников. – Тебя ждет машина».
Начальник лагеря не выглядел дружелюбным. Майсем осталась сидеть, недоумевая, о чем он говорит.
«Я сказал, что тебя ждет машина».
Сознание Майсем затуманилось. Она больше ничего не понимала. Если на улице ее ждала машина, то наверняка у водителя был приказ отвезти ее в еще более страшное место.
«Нам позвонили из районной администрации. Произошла ошибка. Тебя переводят».
Начальник лагеря выглядел так, будто ему устроили нагоняй, вспоминает Майсем.
«Я пыталась понять, что именно он говорит, – рассказывала она. – Я сидела и не знала, что думать. Это какая-то хитрость?»
Как и все приказы, которые отдавало лагерное руководство, этот казался бессмысленным. Будто они пытались заставить ее еще сильнее засомневаться в собственных представлениях о реальности…
«
Двое охранников подняли Майсем с места. Они толкнули ее вперед, пытаясь заставить идти.