Государыня

Елена поспешила к тапкане и вдруг увидела в толпе горожан страдальческое лицо князя Ильи Ромодановского — её спасителя, любого сердцу сокола. Она чуть было не вскрикнула от неожиданности. Её сердце радостно и тревожно забилось. И обида на судьбу обожгла её грудь. Вот он, милый, протяни руку и дотронься. Но нет, недосягаем он, потому как над ним возвышался всадник на вороном коне, у которого ныне все права на владение ею перед Господом Богом и людьми, кои заполонили соборную площадь. Великая княгиня наконец скрылась в экипаже и при виде своих боярынь облегчённо вздохнула. Тапкана тронулась, кони покатили её к Нижнему замку.

В этот день на исходе зимы, после венчания, у великой литовской и русской княгини Елены было достаточно времени подумать о будущей жизни, которая с первого часа складывалась не так, как ей хотелось бы. Всё было бы по чину и по чести, пригласи Александр своих приближенных в Нижний замок на свадебный обед. Но того не случилось, и в душе Елены начало прорастать чувство горечи и неприязни ко всему литовскому, что окружало её в замке. Собравшись с духом, она надумала осмотреть покои, какие отвели ей в замке, да и сам Нижний замок. Однако уже первое впечатление от зал, через которые проходила Елена, подействовали на неё угнетающе. Мрачные покои замка не шли ни в какое сравнение с московскими палатами, где выросла Елена. Там — свет, там — ласковые изразцовые–муравленые печи, простор в покоях и за окнами, привычное удобное убранство, здесь ничего этого нет. Всюду чёрные каменные стены, прокопчённые потолки, каменные полы. Лишь в опочивальне было немного отраднее, потому как стены и потолок удосужились обить яркими тканями, а полы застелили голубым сукном. Но и в этом покое Елене чего‑то не хватало, и вскоре она почувствовала, что ей недостаёт семейного тепла, которое не зародилось между нею и Александром в час венчания в храме перед Господом Богом. А ведь там, в миг венчания, считала Елена, должна была зародиться семья. Увы, того не случилось, и они с Александром остались чужды друг другу.

День был уже на исходе, когда новые обитатели Нижнего замка — россияне — собрались на трапезу. Казалось бы, эту трапезу можно было назвать свадебным пиром. Дворецкий Дмитрий Сабуров хорошо постарался, и столы были накрыты по русскому обычаю. Помнила Елена, как готовили столы для пирований, кои устраивал её батюшка. Столы ломились от яств. Чего только на них не было, какие перемены блюд не ожидали гостей! И жареные лебеди на серебряных блюдах, и поросята, запечённые в тесте, и разварные осётры, и дичь луговая и боровая, и птица домашняя, и зайчатина, и кулебяки–пироги разные, переславская ряпушка, горячий сбитень, сорочинская каша, пряники медовые, меды хмельные, сыты [17], вина фряжские… «Господи, всего‑то и не упомнишь», — подумала Елена. Но и в чужой земле Дмитрий Сабуров усладил домашним самых разборчивых бояр и князей, кои знали толк в еде и питье.

И вот уже россияне уселись за стол. Елена всматривалась в их лица и кого‑то искала, искала… Сердце вещало, что «он» должен быть на пиру. Ещё в тапкане, когда уезжали от костёла, Елена шепнула молодой боярыне Анне Русалке, дабы она нашла в толпе горожан князя Илью и передала её повеление–просьбу быть в замке на торжественном обеде.

Илья Ромодановский, вновь изменив свой облик, появился в трапезной зале, когда Елена уже перестала ждать. Застолье к тому времени бурно кипело, все были изрядно хмельны, и появление князя Ильи с дьяком Миколой Ангеловым ни у кого не вызвало удивления. Их, похоже, и не заметили. Дворецкий Дмитрий нашёл им место за столом поодаль от княгини Елены. Им наполнили кубки и они выпили за здравие великой княгини. Когда хмельное взяло власть над молодым князем, он окинул взором застолье, посмотрел на Елену ясным и обещающим взглядом: дескать, не страдай, любая, будет и на твоей улице праздник.

Елена тоже кидала взоры на Илью. Ей хотелось поговорить с ним, как когда‑то в отроческие годы, попечалиться на свою судьбу. Но она не отважилась вызвать пересуды и осуждение приближенных. Её вольность никто бы из них не одобрил, и Елене оставалось лишь взором согреть–приласкать своего желанного. Так они и расстались, не обмолвившись ни словом.

А на другой день к полудню в Вильно прибыли новые гонцы из Москвы, и они доподлинно осветили княгине незавидное положение князя Ильи. Она узнала, что он взбунтовался против воли отца оженить его. Теперь к воле князя Василия Ромодановского было добавлено повеление государя всея Руси вернуть в отчий дом «блудного сына» и тем защитить честь князей Шуйских. Только воля великой княгини могла спасти Илью от гнева родителя и повеления государя. Лишь она могла настоять на том, чтобы Илья по–прежнему оставался при ней. Она даже согласилась в душе, чтобы в Вильно приехала невеста. Не ведала она только одного: Илья и думать не хотел ни о каком супружестве, с Шуйскими он не желал родниться.