Готамерон. Часть I (СИ)

— А мне ты говорил, что твоя мать умерла при родах. Ну и почему же твой отец не выведал, где та живет?

— Он выведал, но слишком поздно. Крестьянка действительно умерла, рожая своему настоящему мужу еще одного ребенка — девочку.

— У тебя есть младшая сестра? Что с того? — пожал плечами Фергус. — Миркхолд небольшой. Тут за века половина острова побывала в родственных связях.

— Она моя единокровная сестра, а не родная, — поправил Румбольд. — Я узнал о ее существовании всего два месяца назад. Отец рассказал мне о ней, перед смертью. Еще он пересказал мне стих, который любила читать перед сном мать, чтобы я твердил его всякий раз, когда мне будет одиноко.

Румбольд рассказал ему плохо рифмованный стишок, который и впрямь могла сочинить только крестьянка.

— Когда отец умер, я все чаще стал вспоминать о сестре. Кем бы ни была эта девушка, она оставалась единственным близким мне человеком. Я попытался ее разыскать, но в долине Лендлорда ее не оказалось.

— Хочешь, чтобы воры помогли тебе найти сестру? — ткнул пальцем в небо Фергус.

— Вам не надо ее искать. Она одна из вас. Много лет срезает кошельки и ворует серебро в домах.

Новость не то чтобы сильно его удивила, но головной боли добавила. С одной стороны, пока сестра ополченца служит Кассии, Румбольд никогда не сдаст поддворье, но с другой — неугомонный братец пойдет на все, лишь бы ее вернуть. Кто знает, каких еще дров он тогда наломает.

— В воровском поддворье не так много женщин. Возможно, я смогу тебе помочь. Как ее зовут?

— Ее зовут Никто, — зловещим голосом произнес Румбольд, и рассмеялся. — Если я раскрою ее имя, за ней могут прислать того идиота с топором или еще кого похуже.

— Ты, правда, думаешь, что мы обидим слабую девушку?

— Просто верните мне ее, и я забуду обо всем. Из города мы никуда не уйдем. Наши жизни будут залогом моего молчания. Что скажешь?

— И ты так легко поступишься своими принципами? — в раздумьях спросил он, чувствуя, что Румбольд все больше становится для него загадкой. — Просто будешь смотреть, как я спускаюсь в погреб гостиницы, делая вид, будто пошел тайком пропустить кружку-другую?

— Ради близкого человека я чего только не сделаю. — Сержант снял со лба орнаментированную повязку и провел пальцем по угловатым узорам. — Мать сшила ее для отца. Эта повязка символизирует круг жизни, от рассвета до заката. Долгое время она была единственным напоминанием о ней, и мне это надоело.

Фергус крепко задумался. По возвращении в город он обязательно все расскажет Кассии. Ведь расскажет? На ум пришло ночное покушение на сержанта, и он был вынужден признать, что реакцию подруги предугадать нельзя. Кассия была жуткой собственницей, ревностно защищавшей все, что ей дорого. Ласковой и доброй она оставалась только в кругу друзей, других же скорее терпела. Кто знает, что ждет молодую воровку, если госпожа узнает, что ее брат служит Вульфгарду. Нет уж. В этот раз Кассии придется подождать. Может он и дубовый деревенщина, но не круглый дурак. Если сестра Румбольда жила в канализации то, наверняка, была одной из служанок. Сколько их там всего? Пять? Восемь? Молодые, сноровистые и не горожанки. Все подходят под описание. Следует сначала поговорить с каждой из них, а уж потом известить подругу.

— Что скажешь? — раздался над ухом голос ополченца.

— Ты получишь свою сестру в обмен на безопасность поддворья, — согласился Фергус. — Только дай слово, что будешь держаться от «Последнего приюта» как можно дальше.

Румбольд в ответ улыбнулся, заверив, что данное единожды обещание не нарушит даже под пыткой. Фергус в этом давно убедился, а посему причин для сомнений у него не осталось. В вопросах чести и достоинства Румбольд разбирался не хуже любого рыцаря, а может даже лучше, поскольку кроме жизни и места в казарме терять ему было нечего.

Потратив несколько часов на извилистую дорогу, побывав среди ущелий и отвесных скал, их крошечный отряд наконец очутился напротив большого каменного моста. Дальше за утесами скрывалась лесистая лощина, в центре которой стоял гостиный двор «Черный уключник». За мостом ополченцы пустили коней галопом, и лошади дружно устремились вдоль древесных стен, давя и сшибая попадавшие под копыта кости и черепа.

Благополучно миновав чащобу, они выехали на распутье, где дорожная колея распадалась на четыре пыльные ленты. За спиной возвышался двухэтажный фахверковый дом с пристройками, отгороженный частоколом. В лесу виднелось заброшенное кладбище. Вокруг темнели каменные тиски гор. Местная таверна служила единственным ориентиром и последним приютом для путешественников. Отсюда странники были вольны пойти в буквальном смысле на все четыре стороны.