Готическая коллекция

Но, побыв на земле, вдохнув аромат весенних цветов и трав, Агнетте не захотелось возвращаться на дно залива. Водяной ждал ее до заката. А когда последний луч солнца погас, он поднялся на поверхность и вышел прямо возле ступеней церкви из нашего черного пруда — «Водяной поднялся на свет — до церкви оставил мокрый след». Кто из жителей его видел, тот с криками ужаса бежал прочь, потому что вид Водяного на этот раз был ужасен, как вид покойника, много месяцев пролежавшего в воде. Сгнившая плоть клочьями сходила с его тела, и клочьями же падала на землю с его рыбьего хвоста сгнившая чешуя. И вот такой жуткий и безобразный Водяной вошел в церковь и потребовал Агнетте назад. Но она, потрясенная его видом, закричала: «Нет, убирайся в свой проклятый пруд, урод! Никогда не вернусь я к такому чудовищу!» Но Водяной сказал: «Ты жена мне, Агнетте, ты родила мне семерых детей, как же нам быть с ними?» И Агнетте крикнула: «Ты троих заберешь, я возьму четверых — пусть им родной будет земля». Но он покачал безобразной жабьей головой своей: «Нет, я троих заберу, и троих я отдам, но, сокровище честно деля, мы седьмого должны разрубить пополам».

В ту ночь никто из жителей поселка не спал, в домах жгли огни до рассвета и молились, а на заре черный пруд забурлил, вода его покраснела от крови, и со дна всплыло искалеченное, изуродованное тело ребенка — седьмой, самой младшей дочери Агнетте и Водяного. И Агнетте страшно закричала и бросилась в море с высокой дюны, а жители Пилькоппена, потрясенные таким злодейством, кинулись к своим лодкам.

Сразу несколько десятков рыбачьих шхун вышли в море и залив. Даже в пруд забросили десяток сетей, чтобы снова изловить Водяного и сжечь его на костре.

Но Водяного так и не поймали. В одну из сетей попался только его серебряный плащ, полный рыбьей чешуи. Рыбаки привезли плащ на берег, и, когда развернули, чешуя, подхваченная ветром, разлетелась во все стороны, а с ней в Пилькоппен и окрестные поселки пришла чума. Это была месть Водяного. Много народа умерло от болезни, чума свирепствовала на косе два долгих года, и на старом немецком кладбище у шоссе до сих пор можно еще встретить могилы, где стоят одни и те же даты 1709 и 1710 годы. Так что ошибиться, кто лежит под теми плитами, нельзя.

Юлия умолкла. В баре тоже все молчали.

Мещерский первым нарушил эту странную хрупкую тишину:

— Юленька, оказывается, вы прекрасный рассказчик.

Кравченко хмыкнул, подошел к стойке и заказал Базису еще порцию водки. В этот момент в бар вошел Линк, поздоровался со всеми дружелюбным кивком и тоже направился к стойке. Базис тут же засыпал в кофеварку молотого кофе.

— Я прежде думала, нам с Ильей эта история пригодится для нашего бизнеса, — Юлия невесело усмехнулась. — Мы ведь даже вывеску хотели сначала сделать тут "Отель «У Водяного». Но потом как-то передумали… Я ведь в этих краях не чужая. Все детство мое прошло здесь, на косе. У меня тут тетка родная жила с мужем, они на консервной фабрике работали, так что…

Литовцев тут до перестройки немало жило. Сейчас все за шлагбаум, в Ниду, перебрались, а прежде… Они много чего порассказывали. Вздор, конечно, глупости. Но мы с Ильей все же решили, зачем местных гусей дразнить? И сменили вывеску на ту, что сейчас.

Хотя в этом дурацком «Пане» гораздо меньше колорита.

— А что, значит, это еще не конец? У истории про Водяного есть продолжение? — спросила Катя.

Глава 18 ВОДЯНОЙ — ВЕРСИЯ ВТОРАЯ

— Это конец легенды. Но, кроме сказок, рассказывают также и о весьма реальных и довольно загадочных событиях, порой случавшихся в этих местах в прошлые годы, ну еще при немцах, — неожиданно подал голос Базис.

Все взоры тут же устремились на него. Катя заметила, что и Чайкин слушает теперь с любопытством. Но Базис не стал торопиться. Подлил из кофеварки горячего кофе Линку.

— И какие же это реальные события, Илья? — тревожно спросил Мещерский.

— А такие, что были случаи, когда тут при весьма странных обстоятельствах пропадали дети, подростки.

Некоторых так больше и не видели. А некоторых потом находили мертвыми, и всегда непременно возле воды или в воде.

— Ты-то, ну ты-то откуда про все это знаешь? — спросил Кравченко. — Ты же нездешний…

— я тут живу уже шесть лет. Пока мы тут строились с Юлей, много чего наслушались. Жена вон вам сказку рассказала, а я факты приведу. Например, еще в начале века, когда в соседней литовской Ниде обосновалась колония художников из Кенигсбергской художественной академии…

— Ну, про художников-то ты откуда знаешь, Илюха? — снова не выдержал Кравченко.

— Тихо ты, — зашипела Катя. — Дай послушать, интересно! Илья, дорогой, продолжайте, пожалуйста.