Инге отпустила ручку двери и после секундного колебания, тряхнув волосами, обреченно направилась к их столу, где все уже суетились, освобождая для нее место.
– Знакомьтесь, – представила ее Вильма. – Инге Губертус, владелица самого красивого замка в земле Райн-Пфальц.
При звуке своего имени Инге вздрогнула и подняла глаза на Руперта, который, поднявшись со стула, стоял, протягивая ей руку и неотрывно вглядываясь в ее лицо. С непонятной ему самому тревогой Ури наблюдал, как синие зеркала любимых глаз заволакиваются непрозрачной мутной пленкой, – как у подстреленной птицы.
– Ну как, с победой? Профессор Рунге нашел план замка? – спросила Доротея, но Инге, сосредоточив все свое внимание на Руперте, даже не подала виду, что слышала ее вопрос.
– А это – знаменитый Руперт Вендеманн, тот самый, который сжег свои картины! – заранее наслаждаясь ожидаемым эффектом, представила Руперта Вильма.
Бесконечно долго, как в замедленной съемке, задерживая руку Инге в своей, Руперт поднес ее к губам и спросил:
– Не правда ли, мы когда-то встречались?
– Не думаю, – тихо сказала Инге, отнимая руку.
– А мне кажется, я вас где-то видел.
– Нет, – покачала головой Инге. – Я вас не видела никогда.
– Постарайтесь вспомнить, фрау Инге. Может быть, мы были с вами знакомы в какой-то другой жизни?
– Не думаю, – твердо ответила Инге. – Даже в другой жизни. Вас, – улыбаясь, она подчеркнуто сделала ударение на этом «вас», и Ури понял, что она уже овладела собой, – вас я не могла бы забыть.
Инге
– Это был твой Карл? – спросил Ури, когда они, наконец, вырвались из цепких рук Вильмы и Доротеи и остались одни.
– Кто – Руперт? – От возмущения Инге на миг даже потеряла дар речи. – С чего ты взял?
– Ты так испугалась, когда его увидела.
– Хорошего же ты обо мне мнения! По-твоему, я могла много лет быть во власти этого, этого... – она запнулась, не находя слов.
– ...старого петуха, – подсказал Ури.
– Ну вот, ты сам видишь, что он за птица. Как же ты мог принять его за Карла?
– Не знаю, я Карла не видел. – упрямо сказал Ури. – Может, он тоже старый петух.
– Да нет, он – птица совсем другого полета. Так что никакой связи.
– Тогда зачем ты сказала им, что мы уезжаем сегодня?
– Зачем? Чтобы от них отделаться!
– Вот я и спрашиваю: почему ты так жаждала от них отделаться?
Инге уже поняла, что он будет допытываться до победного конца, но все-таки попробовала последнюю уловку, чтобы увернуться от его допроса:
– Например, потому что мне не понравились твои шуры-муры с этой черной курочкой.
– Выходит, ты – расистка?
– Я не думаю, что твои шуры-муры с белой курочкой понравились бы мне больше.
Лица Ури она не видела, потому что он, не отвечая, наклонился к замочной скважине: старинный замок их номера не любил открываться с первого раза.
– Ты знаешь, – сказал он, не глядя на Инге, – эта шоколадная курочка пригласила меня тайком от Руперта махнуть с ней сегодня вечером во Франкфурт в какой-то подземный эротический рай.
– Ну и темп! Ты, я вижу, прямо на ходу подметки рвешь!
– Я думаю, ей просто нужен партнер, потому что туда пускают только пары.
– И что ты ей ответил?
– Я сказал, что у меня на сегодня другие планы.
Тут в скрипучем металлическом нутре замка что-то наконец лязгнуло, и дверь неохотно отворилась. Они вошли в комнату и, не сговариваясь, как подкошенные, рухнули на кровать. Оба смертельно устали от праздничной суматохи этого дня – от неожиданно вернувшейся жары, от беспорядочной болтовни, от обилия съеденных пирожных, от долгого хождения вверх-вниз по крутым улицам. Инге закинула, руку за плечо Ури, положила ему на живот согнутую в колене ногу и уткнулась носом ему под мышку, с наслаждением вдыхая запах его тела. «Боже, как хорошо!» – мелькнуло сполохом по краю ее сознания. Пальцы ее соскользнули с его плеча и начали медленно расстегивать пуговицы его рубашки.
– Лежать бы так долго-долго, бесконечно долго, – прошептала она, зарываясь лицом в кудрявую поросль у него на груди и чувствуя, как куда-то стремительно испаряется усталость. – И ничего мне больше не надо.
Он мог бы съязвить: «Так-таки ничего?», но не съязвил, а стал молча выпрастывать ее плечи из элегантного светлого жакета, подаренного ей когда-то Карлом. Расправившись с жакетом и с блузкой, он пробежал кончиками пальцев по ее позвонкам от шеи вниз, от чего у них обоих сразу перехватило дыхание. Но прежде, чем они поспешно стянули друг с друга остатки одежды и в исступлении скатились с кровати прямо на потертый ковер на полу, он все же успел спросить:
– Зачем мне нужны какие-то курочки, когда мне достался белый лебедь?
Но любовь любовью, однако Инге не сомневалась, что Ури так легко не забудет сцену в кафе, и потому не удивилась, когда он, едва открыв глаза после короткого сна, тут же спросил:
– Но ты с этим Рупертом где-то раньше встречалась, ведь точно?
– Если бы я с ним раньше встречалась, он бы меня вспомнил, – отпарировала Инге даже не пытаясь скрыть от себя неотвратимости того, что случилось, обреченно подумала: «И он еще вспомнит.» Потому, наверно, слова ее прозвучали неубедительно – Ури, во всяком случае, ей не поверил: