Готика Белого Отребья (ЛП)

О, Лавкрафт! - подумал Писатель. - Вот это сюрприз! Хотя Лавкрафт был академическим писателем ужасов c Род-Айленда в 20-х и 30-х годах, и при жизни не издавший ни одной своей книги, после его смерти в 1937 году, его стали называть величайшим в мире мастером фантастических рассказов. Его наиболее известные работы послужили предзнаменованием будущего, аллегориями важных вопросов, такими как научные исследования, тоталитаризм, экзистенциальная философия и социальная динамика. Он писал о не просто домах с привидениями или о ночных ужасах, а о вымысле, побуждающем к интеллектуальным постулатам. Писателю нравились многие произведения Лавкрафта, такие, например, как «Данвичиский Ужас» или «Тень над Иннсмутом», и он сразу же признал их уникальность по отношению к стандартной эскапистской литературе. На самом деле, эта книга идеально подошла бы для его комнаты сегодня вечером.

Но потом он вытащил томик и посмотрел на обложку…

Чтобы описать воздействие того, что он увидел, можно привести пример, что по ощущениям ему было похоже на то, как будто ему на голову упал потолок, и это сравнение было совершенно не преувеличено. Он пошатнулся, чуть не упал и прижал руку к сердцу.

Почему?

Потому что, на обложке книги была черно-белая фотография Г.Ф. Лавкрафта, и его лицо было идентично лицам на всех картинах в отеле, и лицу на фотографии, которую ему показал Септимус Говард, и оно обладало теми же отчетливыми чертами (длинное узкое лицо и выступающая челюсть), что и у всех членов клана Говардов.

Святые угодники, - пришло осознание. - Лавкрафта же звали ГОВАРД! Сомнений быть не могло! Первым предком мужского пола из местного клана Говардов - был сам Говард Филлипс Лавкрафт!

Писатель поднялся в свою комнату, воодушевлённый этим открытием. По пути он рассматривал картины «Лавкрафта» в рамках и сравнивал их с фотографией на книге; в коридоре наверху тоже. Это был бесспорно, совершенно бесспорно, Г.Ф. Лавкрафт.

Улыбнувшись, он посмотрел на портрет Говарда над комодом.

- Мистер Лавкрафт, полагаю. Для меня большая честь познакомиться с вашим сыном и вашими потомками.

(Вряд ли стоит упоминать, что теперь Писатель вознамерился прочитать всё, что написал Лавкрафт, изучить каждую биографическую книгу этого человека, чтобы понять, есть ли какие-либо ссылки или предположения на пребывание ГФЛ в Люнтвилле в конце 20-х годов.) Его осенило волнующее предположение: А что, если нет никаких ссылок? Что, если Лавкрафт никогда не упоминал о своём визите? Значит, я единственный человек, кто теперь это знает!

Конечно, Писатель в своём, пропитанном пивом, разуме перегибал палку. Не то чтобы Лев Толстой или Герман Мелвилл приехали в город, но всё же…

Это было круто…

Он начал мыслить абсурдными связями. Сколько раз его собственные шаги пересекались с шагами Лавкрафта? Если он вышел на улицу и прислонился к дереву, мог ли Лавкрафт сам прислониться к нему? И...

Его брови взлетели вверх, и он даже почувствовал волну в чреслах…

Если я трахну Сноуи и она забеременеет, то мой ребёнок будет иметь часть моей крови, смешанной с кровью Лавкрафта!

Эти размышления, какими бы глупыми они ни были, вызвали у Писателя улыбку. Он открыл окно, предвкушая свежий ночной воздух, но тут же вспомнил, что это окно выходит на городскую свалку. В лицо ему ударил порыв зловония, он хотел было закрыть окно, но…

Он приложил ладонь к уху и прислушался.

Вдалеке он услышал вой сирен - не греческих мифических существ, а сирен полицейских машин или машин скорой помощи. Казалось, они доносились из леса со стороны Бэктаунa, с той же стороны, откуда он слышал ужасный крик, когда входил в отель…

Может быть, сирены и крик связаны между собой?

О, но почему он задумался об этом (и почему я обременяю читателя такими отрывочными наблюдениями?)