Готика Белого Отребья (ЛП)

Он закрыл окно, задыхаясь от смрада. Запах помойки заполнил комнату, поэтому он, спотыкаясь, доковылял к двери, открыл её и начал махать ею, чтобы разрядить воздух. Свет в коридоре казался тусклее, чем обычно, и как раз в этот момент громадные часы, стоящие возле лестницы, пробили три. Чёрт побери. Я надеюсь, что Сноуи и Дон уже закончили свою грандиозную “Пиздо-Ударную Борьбу”. Утром они будут смешно ходить! Но тут на лестнице появился человек со странной походкой. Это был мужчина с длинными, зачёсанными назад волосами, в отглаженных джинсах поверх ковбойских сапог и клетчатой спортивной куртке. По-видимому, он и сам выпил несколько лишних рюмок, потому что чуть не споткнулся, не говоря уже о затруднённой походке: не столько хромота, а сколько напряжение, как будто ему было неудобно сзади. Это напомнило Писателю о чём-то, но он не помнил, о чём…

Конечно, это был нe кто иной, как пастор Томми Игнатиус, и когда этот просветленный сановник веры заметил Писателя у двери, он сделал явное усилие над собой, чтобы поправить свою несчастную походку.

- Благословенной ночи тебе, брат! - поздоровался пастор. - И да воссияет свет твой пред другими и да прославит Отца Небесного!

- Xвала Господу, - ответил Писатель, который надеялся, что милосердный Cоздатель простит ему такие прегрешения, как вожделение к груди Сноуи и Дон, отказ от трезвости по ночам и участие в клипе с трупом.

- Да пребудет с тобой Бог, брат!

- И с вами тоже, - ответил Писатель.

И тогда пастор Томми улыбнулся, кивнул и пошёл к себе в комнату, почти сразу же возобновив свой мучительный шаг. Вот тогда-то Писатель и вспомнил: теперь я знаю, что мне напоминает его походка! В прошлом году, сразу после колоноскопии^[92] я шёл точно так же!

Оказалось, что добрый пастор получил сегодня вечером в массажном салоне Джун не только «Кукурузный Палец» - возможно, что-то более продвинутое, вроде «Кукурузного КУЛАКА». Кроме того, его озарило запоздалое наблюдение: когда пастор Томми проходил мимо, спереди на его джинсах торчала эрекция, которую легко можно назвать внушительной.

По крайней мере, Писатель был так благодарен судьбе, что теперь его жизнь не была ни скучной, ни заурядной, и с этой мыслью он счастливо лёг спать.

* * *

Его первая вспышка сна была не из тех, которые он когда-либо потом вспоминал с улыбкой после пробуждения. Сон начался вполне благоприятно, без каких-либо помех, и уснуть ему помогало убаюкивающее действие пива. Он начал спокойно погружаться в видения неясного спокойствия, сопровождаемого образами полных, больших голых грудей и торчащих сосков размером с жевательную резинку, когда он провалился в объятия Морфея, ребёнка Гипноса.

Звук испражнения грубо врезался ему в уши.

Сон прервался - по крайней мере, он так думал - и он сразу же проснулся и сел в постели. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО это слышал, или мне ПОКАЗАЛОСЬ? Если последнее, прекрасно. Если первое... не так хорошо, потому что это означало бы, что он не был единственным обитателем комнаты. Он включил лампу на прикроватной тумбочке, следом и другие лампы, поморщившись от мысли o том, как нелепо он, должно быть, выглядит в своём «плоде ткацких станков», в парадной рубашке, горестно выпятившейся из-за внушительного пивного живота, и держа книгу Лавкрафта над головой, как будто её было бы достаточно в качестве оружия.

Блядь, - подумал он.

Как можно более угрожающе он ворвался в ванную, включил свет, осмотрел маленькую комнату и отдёрнул занавеску. Комната была пустой, если не считать его нелепого отражения в зеркале. Он уже собирался уйти, как…

В ванной был слабый запах, безошибочно говоривший о недавнем испражнении, и там, в унитазе, плавал один-единственный почти футовый кусок экскрементов. Вау! - подумал Писатель. - Вот это котях, я понимаю!

Более того, он был абсолютно уверен, что не “клал” его туда.

Он сразу же заподозрил двойника. Он спустил воду в унитазе, но дерьмо размером с баржу смылось только после второй промывки. Обернувшись, он увидел то, чего раньше не замечал: слова, нацарапанные на зеркале мылом. Слова были таковы:

ОТВЕТЬ НА ЗВОНОК!

- Так телефон же не звонит! - пожаловался он сам себе.

Когда он подошёл к ночному столику, зазвонил телефон. На экране высветился НЕИЗВЕСТНЫЙ НОМЕР, но он чертовски хорошо знал, кто окажется на другом конце линии. Он ответил на латыни:

- Qui est hic?^[93]

Ответ прозвучал на немецком:

- Ich bin dein Doppelgänger, scheissekopf!^[94]

Писатель ощетинился.

- Ты только что насрал в моём туалете?

- Конечно, - oтветил его собственный голос. - Когда тебе надо срать, ты же срёшь.