Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

Не лишне еще раз напомнить, что романтический готицизм не раз играл злую шутку с учеными, приводя их порой к весьма курьезным выводам. Один из самых ярких примеров — открытие готов в Индии[304]. Здесь в 1880-х гг. были найдены две индийские надписи на пракрите, в которых некоторые исследователи усмотрели этноним «гаты» (“gatāna”)[305]. В 1912 г. вышла статья известного востоковеда Стена Конова под названием «Готы в Древней Индии», в которой аргументировалась готская языковая принадлежность упомянутых в надписях личных имен “Irila” и “Cita”[306]. Эта гипотеза вскоре обрела сторонников не только среди шведских и немецких историков, в России ее принял русский художник и мыслитель Николай Рерих, усмотревший в некоторых гималайских петроглифах «изображения остготов и прочих великих переселенцев»[307]. Но эта красивая гипотеза рухнула в середине XX в., прежде всего, благодаря трудам санскритолога Вальтера Бюста, убедительно показавшего, что имена, принимаемые за готские, имеют прозрачные индоарийские этимологии, да и сами надписи по палеографии датируются более ранним временем, нежели время выхода готов на историческую арену[308]. Но в нашей стране в 80-х гг. XX в. устаревшей гипотезой «Готы в Индии» увлекся даже ведущий отечественный лингвист — академик В.Н. Топоров[309]. Рецидивам готицизма в современной европейской науке посвящена статья Ф. Пауля в RGA[310].

Нелегко ответить на вопрос, когда в скандинавской историографии на смену готицизму приходит время подлинно научного изучения готской проблематики, т.к. его отголоски ощущаются не только в XIX, но и в XX в.

Как один из вероятных рубежей можно назвать конец XVIII в., когда в политике явственно обозначился финал «шведского великодержавия»[311]. Именно тогда появляются первые работы о готах и их соседях, базирующиеся на научном анализе исторических источников. В 1772 г. датский ученый-антиковед Петер Фридрих Сум исследовал перечень «северных народов» у Иордана и предложил их интерпретацию[312]. Тем самым он заложил основы всей последующей традиции изучения иорданова списка[313].

§ 2. Остроготское государство Эрманариха в исследованиях европейских ученых XIX—первой трети XX в.

Свидетельства о готах и государстве Эрманариха, сохранившиеся в позднеантичной и раннесредневековой литературной традиции, были изучены и отчасти критически переосмыслены германскими историками XIX в. Безусловно, этому способствовало, с одной стороны, становление в Германии истории как науки в рамках утверждавшегося в то время историко-критического метода, а с другой, — зарождение романтического направления в немецкой исторической мысли, нацеленного, прежде всего, на изучение «своего», германского первобытного прошлого[314]. Все это было бы невозможно без критического издания письменных источников о готах на юге России, особенно в рамках грандиозного научного проекта “Monumenta Germaniae historica” (MGH). В процессе их текстологического и исторического анализа в германской науке начала формироваться концепция готской истории[315]. Именно тогда сложились основные подходы к ранней этнической истории готов, оценки их роли в Великом переселении народов и уровня развития их государственности, которые во многом продолжают сохранять свою актуальность и в современной немецкой историографии. В германской историографии изучение истории готов шло в нескольких направлениях.

Первое из них — сбор данных античных авторов о готах. В этом преуспел германский историк Каспар Цойсс, составивший весьма полную сводку литературных свидетельств о готах[316]. Он подробно проанализировал античные источники о везиготах-тервингах и остроготах-гревтунгах[317], но практически не уделил внимания известиям о государстве Эрманариха.

Немалый интерес к «Гетике» Иордана проявил выдающийся германский историк Леопольд Ранке. В «Приложении» к своей многотомной истории он дал обстоятельный очерк об Иордане[318]. Л. Ранке прозорливо обратил внимание на публицистический характер его сочинения, основанного на предшествующем труде Кассиодора[319]. К сожалению, почти никто из последующих историков не развил этой мысли вплоть до 60-х гг. XX в.[320]