Говори

Они, случайно, не обо мне говорят? Уж больно много они смеются. Я хрумкаю сэндвичем, и он внезапно сблевывает горчицу мне на футболку. Возможно, они планируют следующий Проект. Они могли бы отправлять по почте снежки несчастным техасским детям, которые лишены снежной погоды. Они могли бы вязать одеяла из козьей шерсти для стриженых овец. Я представляю, как через семь лет будет выглядеть Хизер — с двумя чадами и семьюдесятью лишними фунтами. Это немного помогает.

Рейчел/Рашель садится в противоположном конце моего стола, с ней Хана — ученица, приехавшая по обмену из Египта. Рейчел/Рашель теперь экспериментирует с исламом. Она носит на голове шарф, а еще красно-коричневые прозрачные гаремные шальвары. Глаза жирно подведены черным карандашом. Мне кажется, что она смотрит на меня, но, должно быть, я ошибаюсь. На Хане джинсы и футболка «Гэп». Они уплетают хумус с питой и хихикают по-французски.

В общей массе счастливых подростков видны вкрапления неудачников вроде меня — чернослив в школьной овсянке. Но остальные лузеры находят в себе гражданское мужество сидеть рядом с себе подобными. Я единственная, кто ест в одиночестве под сверкающей неоновой вывеской с надписью: «Законченная неудачница, немного не в себе. Близко не подходить. Не кормить».

Я отправляюсь в туалет надеть футболку задом наперед, чтобы скрыть пятно под волосами.

Снежный день — как всегда, в школу

Прошлой ночью выпало восемь дюймов снега. В любой другой части страны это означало бы отмену занятий. Но только не в Сиракьюсе. У нас никогда не объявляют «снежный день». Если в Южной Каролине выпадает хоть дюйм снега, все учреждения закрываются и это показывают в шестичасовых новостях. У нас же только каждые два часа расчищают снег и надевают цепи на колеса автобусов.

Лахудра говорит нам, что в далекие семидесятые как-то раз на целую неделю отменили занятия из-за энергетического кризиса. Стоял жуткий мороз, и обогревать школу оказалось слишком накладно. Взгляд у Лахудры мечтательный. «Мечтательный» — словарное слово на одно очко. Она громко сморкается и кладет в рот очередную вонючую зеленую пастилку от кашля. Ветер взрывает сугроб под окном.

Наши учителя остро нуждаются в «снежном дне». Вид у них непривычно бледный. Мужчины бреются кое-как, женщины не снимают сапог. Они страдают от некоей разновидности учительского гриппа. У них у всех капает из носа, першит в горле и слезятся глаза. Они достаточно долго ходят в таком состоянии в школу, чтобы перезаразить всю учительскую, и отправляются болеть домой, только когда находится замена.

Лахудра: А теперь откройте книжки. Кто мне скажет, что у Готорна символизирует снег?

По классу проносится тяжелый вздох.

Готорн хотел, чтобы снег символизировал холод, вот что я думаю. Холод и тишину. Нет ничего более умиротворяющего, чем снег. Небо со свистом выбрасывает снег, сотня привидений-плакальщиц сопровождает метель. Но укрыв землю, снег сразу замирает, почти как мое сердце.

Дура набитая

Я прокрадываюсь в свою каморку. Мне невыносима сама мысль о том, чтобы ехать домой в автобусе среди потных тел и оскаленных зубов, высасывающих из меня кислород. Я говорю привет Майе на плакате и своему кубистскому дереву. Моя скульптура из индюшачьих костей в очередной раз грохнулась. Я устраиваю ее на полке рядом с зеркалом. Она снова заваливается на бок. Я оставляю ее лежать, как лежит, и сворачиваюсь в кресле. В подсобке тепло, и я не прочь вздремнуть. Дома у меня проблемы со сном. Я просыпаюсь из-за соскользнувшего на пол одеяла или оттого, что я почему-то оказываюсь у кухонной двери и пытаюсь выйти. В моем маленьком убежище мне намного спокойнее. Я задремываю.

Я просыпаюсь от пронзительных девичьих воплей:

— Будь агрессивным! БУДЬ-БУДЬ агрессивным! Б-У-Д-Ь А-Г-Р-Е-С-С-И-В-Н-Ы-М!

С минуту мне кажется, будто я попала в дурдом, но затем слышу рев толпы. Это баскетбольный матч, последняя игра сезона. Я смотрю на часы — 20.45. Я спала целую вечность. Я хватаю рюкзак и лечу по коридору.

Шум в спортзале притягивает меня. Всю последнюю минуту игры я стою у двери. Зрители нараспев отсчитывают последние секунды, словно в канун Нового года, затем при звуке финального свистка срываются с мест, как разбуженные шершни. Мы выиграли, победили Коатсвиллских кугуаров со счетом 51:50. Группа поддержки рыдает. Тренеры обнимаются. Я поддаюсь общему ажиотажу и хлопаю в ладоши, точно маленькая.

Большая ошибка — считать, будто я принадлежу к их числу. Мне следовало пулей лететь домой. Но я этого не делаю. Я околачиваюсь поблизости. Мне хочется быть частью происходящего.

Дэвид Петракис проталкивается к выходу в окружении друзей. Он ловит мой взгляд и вылезает из своего кокона.

Дэвид: Мелинда! А где ты сидела? Ты видела последний бросок? Невероятно!! Невеблинроятно.