Говори со мной по-итальянски

Он приближает свое лицо. Остается меньше миллиметра. Я отворачиваюсь. Блэнкеншип вовсе не теряется. Подставив свою шею, я просчиталась, поскольку он начинает вести по ней языком. От основания подбородка до ключевой впадины. Туда и обратно. И так, что перехватывает дыхание. И так, что веки сами собою закрываются, а глаза закатываются.

Позже Лукас требовательно разворачивает мое лицо к себе и впивается поцелуем мне в губы. Жадным. Повелительным.

Не давая возможности хоть один раз вдохнуть. Он не оставляет времени для прелюдий, сразу переходит к активным ходам. У меня быстро вздымается грудь. Я с замиранием сердца в ответ своим языком провожу по его губам и просовываю его внутрь.

Одобрительный громкий стон Лукаса разжигает страсть.

Гортанное рычание дает мне толчок. Я подаюсь вперед, сжимаю в кулаке его волосы. Его радостная усмешка перекатывается на моих губах. Не знаю, что будет дальше, как я смогу сама себе это истолковать, как я смогу сама перед собой потом объясниться, но сейчас я счастлива от непредвиденной близости с Блэнкеншипом.

Еще несколько раз с напором поцеловав меня, Лукас малость отстраняется. Он, кажется, делает это через силу. Но его верхние веки плотно прилегают к нижним. Ресницы подрагивают над ними. Я не сдерживаю себя и едва ощутимо касаюсь их одним пальцем. Лукас перехватывает мою руку, открывает ладонь и прижимается к ней щекой и только после слегка кусает внутреннюю часть.

— Я очень сильно ревновал тебя к Алистеру, — выдыхает до чрезвычайности безысходно парень. — И ревную к Маркусу. Я хочу, чтобы ты знала. Я хочу, чтобы ты была готова к этому: я буду ревновать, Ева. Просто потому, что я — это я.

Теперь Лукас распахивает лазурные глаза, уперев в меня внимательный взгляд. Он не спрашивает, хочу ли я какого-то контакта с ним. Он оповещает меня, что уже присвоил меня себе. Мой затуманенный мозг пока не решил, что думать на этот счет…

Последние дни, в особенности этот, были насыщены событиями. Поцелуев за этот день уже достаточно. Похоже, я даже переборщила. И это совсем не похоже на меня.

Неожиданные признания, осознание, что я не нужна тому парню, на фотографию которого чуть было не молилась последний год — все это слишком. И мне необходимо это переварить. Я боюсь, что ощущения, которые я испытываю с

Лукасом сейчас, — всего лишь необходимость быть в чьих-то объятиях, скрываясь от экспансивности судьбы. Ее насмешки и пафос нет больше сил терпеть. А Лукас… он говорит то, что я хотела бы услышать от Алистера. То есть, когда-то хотела, но не теперь. После того, как Шеридан посмотрел на меня сегодня в последний раз, я точно не смогу мечтать о нем. Оно и к лучшему. Зачем плакать о парне, которому ты не нужна? А я не нужна Алистеру. Он даже не знал меня. На что я рассчитывала?

— Ты не можешь так говорить. — Кулаками я упираюсь в жесткую мускулистую грудь Лукаса.

Футболка Блэнкеншипа с различными итальянскими словами, сложенными в хаотичные предложения, -

единственное, на что я могу смотреть. И я концентрируюсь на ней, забывая о тяжести прошедшего дня, который только что грузно свалился мне на плечи.

— Что? — встревожено произносит парень. Он выдыхает, и я чувствую, как буквально сверлит в моем лбу дыру.

Мы оба вздрагиваем, поскольку на одном из нижних этажей моего дома проснулся младенец. Ребенок истошно кричит, взывая к маме. Мама… Может, если бы она была со мной, я бы не запуталась настолько сильно. Может быть, если бы она была здесь, я бы не попала в такую кошмарную ситуацию.

Я все ещё пытаюсь оттолкнуть от себя Лукаса, но он

каменный. Не сдвигается в сторону ни на шаг, не отходит назад ни на сантиметр. Ненавижу его. Ненавижу. За то, что появился в моей жизни. Снова. За то, что он и его друзья ведут себя со мной совершенно иначе, за то, что они заметно изменились, за то, что кроме той чудовищной ночи, у меня больше нет причин их ненавидеть. Я так хочу, чтобы они вновь прокололись. Было бы легче, если бы они втроем опять причинили мне боль…

И вдруг меня осеняет! Я резко вскидываю голову, сужаю глаза и задаю вопрос, который появился в моем мозгу в это самое мгновение.

— Лукас, что было бы, если бы ты встретил меня спустя пять лет совершенно не изменившуюся? Что было бы, если бы ты сразу узнал меня? Ты бы стал унижать меня, как раньше? Твои друзья искали бы со мной встреч, чтобы закончить начатое и полностью подорвать мою самооценку?

Я жду ответа. Его глаза в растерянности бегают. Кажется, он не ожидал, что я скажу что-то в этом роде.

— Погоди, — Блэнкеншип усмехается, встряхивая головой. Это кажется ему забавным? — Мне ведь пришлось объясниться перед тобой, и я был честен. Говорю же: мы были пьяны и обкурены. Мы бы, какими бы тогда уродами ни были, не дошли до таких кардинальных мер, как…

— Как той ночью, — подсказываю я, мирно улыбаясь.

И если бы только он знал, сколько стоит мне эта легкая улыбка, кажущаяся абсолютно натуральной.

— Клянусь тебе, Ева! — Лукас почти срывает голос.

Он действительно хрипит, но его это, похоже, не волнует.