- Нам предстоит выбрать бургомистра. В счастливые времена это была высшая честь, награда за гражданскую доблесть. Весь город участвовал в выборах. А ныне, после того как подряд вот уже несколько глав города приняли мученическую смерть - одного посадил на кол будайский санджак-паша, другой в тяжелой неволе, в константинопольской Едикуле6, сгинул, третьего закололи пиками куруцы, у четвертого жену похитили, - повторяю, ныне занятие этой должности стало равнозначно героическому самопожертвованию, и мы не вправе путем выборов толкать кого-нибудь из наших сограждан в эту смертельную пучину. Ведь за кого стали бы отдавать свой голос некоторые из нас? За тех, кого они больше всех уважают? А что как не всеми уважаемых, а, наоборот, всем ненавистных людей станут выдвигать на эту должность? Я допускаю и такую возможность. (Шум одобрения.)
- Верно! Так оно и есть!
- В создавшейся обстановке, поскольку бургомистр должен избираться из числа сенаторов - ибо таков наш modus Vivendi, - я предлагаю, чтобы кто-нибудь из вас, господа, сам, добровольно, вызвался занять этот пост...
Поросноки обвел беспокойным взглядом сенаторов. В зале заседаний воцарилась гробовая тишина. Сенаторы замерли и не шевелились.
- Никто не хочет? - переспросил он, помрачнев. - Тогда нам не остается ничего другого, как прибегнуть к последней мере. Ее предписывают нам наши обычаи на случай, когда одному из сенаторов предстоит взять на себя опасное поручение. Эй, Пинте, принеси-ка свинцовый ларец.
Гайдук внес из смежной комнаты небольшой свинцовый сундучок, каждую из четырех сторон которого украшал череп в скрещенные кости.
- Здесь двенадцать костей, - глухим голосом сказал Поросноки и высыпал костяные кубики на середину стола, по зеленому сукну которого озорно резвился пробравшийся через окно
луч осеннего солнца. - Одна из них черная, остальные - белые! Кто вытащит черную - тому и быть бургомистром!
С этими словами Поросноки бросил кости обратно в ящик.
- Да, но здесь присутствуют только одиннадцать сенаторов! - дрожащим голосом возразил Криштон. - Один кубик лишний.
- Лишний, если господин Лештяк не будет тянуть...
- Коли дали ему право решающего голоса, пусть и он вместе со всеми тянет жребий, -заметил Залади. -Одеяние прав шьется на подкладке обязанностей.
- Пусть тянет! - в один голос порешили сенаторы.
А у Лештяка глаза засверкали, лицо раскраснелось.
"Вот бы мне черный достался!" - думал он про себя.
Тем временем весть о назначении Мишки Лештяка сенатором через гайдуков просочилась наружу, к толпе народа, глазевшего перед зданием ратуши. Известно было все: как с самого утра заседали сенаторы и ничего не могли придумать своими отупевшими головами, как бросил искру мудрости пробравшийся к окну ратуши Мишка и как Габор Поросноки пригласил его после этого в зал и усадил к зеленому столу рядом со старейшинами. Слыхивал ли кто прежде о чем-нибудь подобном? Умница Поросноки: и в ночной тьме словно ясным днем видит.
Народ, оживленно переговариваясь, толпился перед ратушей. Иногда из общего гула выделялся чей-нибудь возглас:
- Ура Лештяку! Давай его сюда! Желаем послушать его! А вдова Фабиан, размахивая руками, объясняла тем, кто стоял поблизости:
- Откровение божие снизошло на него! Господь во сне шепнул ему, что и как сказать надобно, чтобы бедный город наш от злых нехристей спасти. Почему, спрашиваете вы, госпожа Леташи, бог именно его выбрал для сего откровения? А потому, что создатель наш всегда ремесленному люду предпочтение оказывает. Ведь и сам наш господь Иисус Христос был плотницким сыном! А Мишка - сын портного. Да вон и отец его сюда бежит! Смотрите-ка!
Из соседнего домика стремительно вылетел Матяш Лештяк: в одной руке у него был аршин, а в другой - лазоревого цвета ментик, на котором еще виднелись белые нитки наметки.
- Где этот пащенок? Убить его мало! Здесь он должен быть, сюда пошел!..
- В сенате он.
- Кто? Мишка? Как это он туда забрался? "Знать, от меня спрятался! Ну, ничего. Я подожду, пока он выйдет! Уж я покажу нечестивцу! В порошок сотру негодяя! Час назад дал я ему утюг разогреть, потому что должен нынче же отнести вот этот ментик халашскому бургомистру - он с депутацией к пештскому губернатору в Ноград7 отправляется. Я сейчас зову: "Мишка, давай утюг!" И что же? Ни тебе Мишки, ни утюга... Ну, как тут не выйти из себя?!
За Мишку вступился скорняк Балинт Катона:
- Нельзя же такого взрослого парня все еще на побегушках держать. Не вечно ему утюги разогревать!
- Вы, сударь, на своем дворе распоряжайтесь, - резко бросил портной. - Что мне прикажете с ним делать, коли он ни на что другое не способен? Достукается - еще повесят его! Все политикой увлекается! Вот я покажу ему политику! До синяков излупцую негодяя!
- Не посмеете! - покачал головой Балинт Катона, вспомнив, как отличился сегодня юноша.
- А вот провалиться мне на этом месте, если не отколочу я его!
Балинт Катона собирался было уже объяснить своему собрату по ремеслу, каким образом угодил Мишка в сенат, как в этот самый миг окно ратуши со стуком распахнулось, и в нем показался Габор Поросноки.