Говорит и показывает Россия

В отличие от Киселева и Добродеева, выросших в благополучных московских семьях со связями, Парфенов, которому в середине 1990-х было слегка за тридцать, родился и вырос в Череповце, а Москву завоевал своим талантом, провинциальной непосредственностью и искренностью. Одним из первых проектов Парфенова, сделанных для Центрального телевидения, был трехсерийный документальный фильм “Дети ХХ Съезда”, посвященный шестидесятникам. Стоя на Воробьевых горах – там, где Герцен и Огарев клялись друг другу в дружбе и в верности идее свободы, Парфенов взволнованно и искренне говорил перед камерой: “Нам нужно понять родословную, понять гражданский, политический опыт поколения наших отцов, детей первой перестройки. Понять их взлет, их драму, может, трагедию даже, и понять их сегодняшнее второе дыхание. Потому что без них не было бы нас, и без их горького опыта мы – никуда. Никуда. Всё”. В отличие от “Коммерсанта”, Парфенов свое советское прошлое не отторгал и не осмеивал.

Стилизованно-разговорное название парфеновской программы на НТВ – “Намедни” – отсылало к прошлому. В 1996 году Парфенов обратился к стилистически цельному советскому периоду и его популярной культуре, заново запустив “Намедни” уже в виде серии программ, посвященных предыдущим 30 годам советской истории. Он определял границы и переходы исторических эпох не столько по политическим событиям, сколько по их звучанию, стилю, моде, ритму. Он смело и непривычно устранял разграничения на высокую и массовую культуру. Парфенов свободно пользовался монтажом, искал занятные ракурсы и сопоставления, иногда сам “входил” в кадры документальной хроники: охотился на уток вместе с Хрущевым, болтал с голливудским актером Томом Хэнксом, прикуривал от сигары Фиделя Кастро, целовался с Мэрилин Монро. За внешне легковесным развлекательным телепроектом Парфенова скрывалась серьезная попытка примирить Россию с ее собственным прошлым, деидеологизировать и “разминировать” постоянно взрывающееся поле истории, посмотреть на прошлое с точки зрения эстетики, создать столь необходимое ощущение преемственности и стабильности.

Парфенов был не единственным человеком на телевидении, пытавшимся наладить связь с прошлым. В 1995 году друг Парфенова Константин Эрнст, только что назначенный генеральным продюсером ОРТ, запустил социальную рекламу под названием “Русский проект”. Она представляла собой ряд полутораминутных роликов, где известные советские актеры играли простых людей: ветеранов войны, водителей трамвая, космонавтов и даже алкоголиков. Целью проекта была пропаганда простых человеческих ценностей – любви, дружбы, памяти, доброты. В одной из серий пожилой Зиновий Гердт идет по станции метро, когда до него вдруг доносятся звуки военного марша; он вспоминает свою юность и девушку, которую любил, когда был молодым солдатом. Каждая серия завершалась заключительной репликой: “Мы помним”, “Это мой город”, “Дома лучше”.

Все это стало предвестием гораздо более громкого проекта “Старые песни о главном”, который Эрнст и Парфенов представили публике в декабре 1995 года. Это было попурри по мотивам советских киномюзиклов эпохи строительства социализма. Стилистически оно отсылало к живописным полотнам вроде “Колхозного праздника” Аркадия Пластова. Российские поп-звезды в костюмах 1930-х годов исполняли популярные песни того десятилетия. По сути, это была та же караоке-машина. “У меня было очень острое постмодернистское ощущение, что все уже сказано, что нужно просто все оживить. Нельзя было не воспользоваться этим. Да, эти песни были сочинены в сталинские годы, но это же хорошие песни”, – говорил Парфенов[325]. Для съемок фильма Парфенов с Эрнстом восстановили старый мосфильмовский павильон, стряхнули пыль со старого реквизита, декораций и костюмов. Правда, “Старые песни…” были сняты на лучшую пленку Kodak и обошлись в итоге в три миллиона долларов – по меркам российского телевидения того времени это был огромный бюджет. Стилизация вышла изящная и современная.