Говорит Москва

«Сухов Михаил Афанасьевич, 1875 г.р., место рождения: Рязанская обл., Сараевский р-н, с. Борец. Пол: мужчина. Дата расстрела: 2 января 1938 г.».

«Сухова Мария Герасимовна, 1891 г.р., место рождения: Московская обл., Сараевский р-н, с. Борец. Пол: женщина. Национальность: русская. Социальное происхождение: из мещан. Образование: низшее. Профессия / место работы: домохозяйка. Партийность: б/п. Дата ареста: 1 сентября 1937 г. Обвинение в шпионской деятельности. Осуждение: 28 ноября 1937 г. Осудивший орган: Комиссией НКВД СССР и прокурора СССР. Приговор: ВМН. Дата расстрела: 11 декабря 1937 г. Место смерти: Московская обл., Бутово. Дата реабилитации: 11 июня 1957 г.».

«Извещение: Ваша дочь, лейтенант Шустова Ирина Ивановна, уроженка г. Москвы, в бою за Социалистическую Родину, верная воинской присяге, проявив геройство и мужество, убита в бою 2 мая 1945 г. Похоронена: место не установлено. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии (приказ НКО СССР)».

«Томильский Сергей Владимирович (1897–1974). Член ВКП(б) с 1916 г. Член ВЧК по г. Харьков, военный разведчик. Сотрудник ГПУ НКВД с 1923 г. Репрессирован. Дата ареста: 1938 г. Реабилитирован: 1939 г. Инженер, сотрудник Министерства сельского хозяйства РСФСР. Похоронен: г. Москва, Новодевичий монастырь. Причина смерти: инфаркт».

Он опустился на пол совсем без сил. Откинулся к стене, руки безвольно упали. Рядом в пыли оказалась детская игрушка, дурацкая красная неваляшка с младенческим лицом, в чепчике. Он взял её – центр тяжести со звоном сместился. Игрушка посмотрела на него одним глазом, второй был стёрт.

Он вытянул ноги и поставил игрушку рядом. Она закачалась, звеня. Он толкнул её. Она закачалась сильнее, с тем же меланхоличным, равномерным звоном. Он толкнул её со всей силы. Игрушка зазвенела отчаянно, отлетела на метра и там продолжала качаться, восстанавливая равновесие.

Он закрыл глаза.

Это ли то, что ты хотела мне сказать? Вот это?

Он поднялся и дошёл до игрушки. В гулкой тишине чердака она все ещё качалась, тихонько позвякивая.

Глянув на неё, он как-то сразу понял, что сейчас надо делать. Спустился с чердака и пошёл по лестнице вниз. Шаги его гулко отдавались по лестнице.

– Я понял. Слышишь? Я всё понял, – шептал, спускаясь всё ниже и ниже. Он чувствовал себя стариком. Дряхлым, его еле держали ноги. – Я всё понял. Всё. Теперь отпусти меня, – сказал, уже стоя у двери, и посмотрел наверх, в перспективу лестницы.

Дом был тих, пуст и мёртв.

Артём почти упал на дверь, навалился на неё всем телом.

И не ожидал, как легко она поддалась.

Вылетел и чуть не загремел на асфальт. Зажмурился, потому что солнечный свет саданул по глазам, проскочил несколько шагов, заваливаясь всем телом вперёд, прежде, чем смог погасить инерцию и остановиться.

Стоял и моргал, стараясь открыть глаза без боли. Наконец, ему это удалось. Поднял голову и осмотрелся.

Было раннее, ещё влажное, самое нежное утро. Воздух стоял прозрачный, и деревья, только выпустившие почки, тянулись к свету всеми своими ветками. Он видел эти деревья, видел уже озеленившиеся кусты, видел траву, ухнувшую от долгожданного тепла всей своей силой. В ней деловито копошились воробьи. Он видел дома вокруг, обычные многоэтажные дома, яркие кубики детской площадки. Всё дышало, чирикало, шелестело, жило, и он вдруг понял, что сейчас задохнётся от счастья.

Чуть поодаль ритмично шоркала метла.

Большая дебелая баба в рыжей безрукавке, дворничиха, мела дорогу от дома, дорогу, на которой он и стоял.

– О, смотри-ка, ранний какой, – проворчала она деловито, не поднимая, однако, глаз. Приближалась она быстро и уже мела у него под самыми ногами. – Со свиданки, а?

Он хотел что-то ответить, но только расхохотался. Он был так счастлив, так пела и парила душа, что он готов был обнять всё, и эту дворничиху с метлой, и каждое дерево, и весь город.

Обернулся и поднял глаза. Вместо двухэтажного особняка за спиной стоял высотный одноподъездный дом. Голова закружилась – этажи убегали в самое небо.

Смех всё ещё разбирал. Довольно пофыркивая, он сунул руку в карман – там что-то перетекало – достал: на ладони лежали они, стёклышко, камешек, фантик, несметное богатство, детский клад.

– Ну, и чего тебе надо-то? Говори уж теперь.

Он обернулся. Дворничиха стояла, уперев одну руку в бок, во второй держала метлу. Смотрела исподлобья.

А ведь это тот самый вопрос, которого я всё это время ждал. Ради которого всё это и было. Тот самый.

Но вместо тревоги, вместо тяжести осуществлённой мечты, он вдруг ощутил себя таким свободным, ещё чуть-чуть – и взлетит.

– Ничего, мамаша. Ни-че-го.

Сжал ладонь с кладом – и пошёл, пошёл через двор, чувствуя лёгкость, как пьяный.

Но не дошёл до выхода, обернулся.

– Мамаша!

Метла уже снова шоркала. Остановилась.

– А?

– Я хоть где?

– Где, где. В Москве.

Он расхохотался снова, легко и весело, и пошагал к метро.

– Понаехали, – проворчала дворничиха и продолжила шоркать.

Вентспилс,

22–27 апреля 2019 г.