Вс выслушавъ приговоръ вышли изъ камеры.
— Что? разсуждалъ Иванъ Максимовичъ. — Я говорилъ что будетъ насчетъ затылочнаго и шейнаго…
Вс захохотали.
— Вотъ гд грха-то куча! проговорилъ онъ. — Вотъ такъ съ волкомъ двадцать, сорокъ пятнадцать, есть кургузые, одинъ безъ хвоста… Ну, а вы какъ, Кузьма Васильичъ? прибавилъ онъ, обращаясъ къ Чурносову, — насчетъ денежнаго-то, съ ухорской-то получили, аль нтъ?… Вдь вы, кажись, петербургской-то серію насчетъ заемной коммиссіи дали…. хе, хе, хе! Вотъ грха-то куча!…
Чурносовъ надулся, запыхтлъ и ничего не отвтилъ.
— Да чего тамъ толковать-то! проговорилъ Соколовъ. — Она и у меня по лавк забора рублей на тридцать сдлала…
Между тмъ по окончаніи разбора непремнный членъ завернулъ къ мировому судь,
— А ты, любезный другъ, горячился непремнный, — кажется помшался на арестахъ.
— А что? хладнокровно спросилъ судья.
— Да какъ же! И Анфису Ивановну хотлъ подъ арестъ, и Знаменскаго туда же…
— Вдь нельзя же…
— Да не видишь разв, человкъ больной, нервный… Ну жалко что я не зналъ о разбор этого дла… Я бы явился въ твою камеру защитникомъ Знаменскаго.
— И все то же было бы.
— Нтъ, постой, любезный другъ… Я вдь читалъ статьи про морскихъ чудовищъ! Такъ ты мн вотъ и скажи теперь. Отчего же всхъ этихъ миссіонеровъ Гансовъ Егедовъ, епископовъ Понтопидаговъ, всхъ этихъ ученыхъ и этихъ разныхъ капитановъ Древаровъ, которые чортъ ихъ знаетъ чего только не писали въ газетахъ про морскихъ чудовищъ…. этихъ подъ арестъ не сажаютъ, а Знаменскаго потому что онъ семинаристъ, его сажаютъ!
— Т писали правду, замтилъ судья.
— Нтъ врешь! Смитъ доказалъ, понимаешь ли, доказалъ, что все это вздоръ и что вс эти морскія чудовища не что иное какъ водяныя поросли громадныхъ размровъ… Вотъ ты бы имъ и послалъ повстку, да ихъ-то бы въ арестантскую и засадилъ.
— Они не въ моемъ участк, проговорилъ серіозно мировой судья, а этимъ невозмутимымъ хладнокровіемъ еще боле разсердилъ непремннаго члена.
— А еслибъ она были въ твоемъ участк?
— Тогда и ихъ бы засадилъ.
Непремнный членъ разсердился окончательно.
Въ тотъ же вечеръ Иванъ Максимовичъ былъ въ лавк Соколова, предъ которымъ стоялъ съ прищуренными своими глазками и говорилъ:
— Однако учителя-то у насъ съ овцу! Одинъ насчетъ крокодильныхъ дловъ, другой насчетъ ухорскаго… Этакъ чего добраго и внуки-то наши грамотной коммиссіи не познаютъ. Вотъ гд грха-то куча!
Иванъ Максимовичъ покачалъ головой…
1879