Грачевский крокодил. Вторая редакция

— Ладно, сейчас буду.

И действительно, немного погодя лошади были поданы, и отец Иван попрежнему, вместе с дьячками, книгой и водосвятной чашей, покатил по дороге, ведущей в село Рычи.

XVI

Между тем становой (фамилия которого была Дуботолков), приехавший, по выражению сотского, выколачивать подати, успел уже собрать к себе всю волость и, допрашивая каждого домохозяина, почему им не внесены подати, составлял опись имущества, обещаясь через две недели снова приехать и, в случае невнесения податей в этот, назначенный им срок, продать все с аукциона до последней нитки. Народ галдел, охал, ахал, но, не имея денег, все-таки не мог придумать; как выцарапаться из таковой напасти. Вокруг волостного правления собралась такая громадная толпа и в толпе этой стоял такой стон, что можно было подумать, что в Рычах происходит ярмарка.

Сам становой Дуботолков (фамилию эту он получил в семинарии, потому что говорил — словно дуб толок), громадный и толстый мужчина в форменном мундире со жгутами на плечах и с лицом, напоминавшим морду бульдога, сидел за письменным столом, с длинной трубкой в зубах и, поминутно выпуская изо рта облака табачного дыма, допрашивал старосту о количестве имеющегося у крестьян скота.

— Ну! — кричал он: — говори! У Ивана Булатова много ль лошадей?

— Одна, ваше превосходительство.

— Молчать! — заорал становой, ударяя кулаком по столу. — Сколько раз тебе толковать, дураку, что я не превосходительный, а просто высокоблагородный. Дослужишься с вами до генерала, как же, дожидайся! С вами, чертями, и последний чинишко как раз отнимут. Ну, сколько лошадей?

— Одна, вашескородие.

— Коров?

— Тоже одна.

— Овец?

— Овечек у него нет, вашескородие.

— Это почему?

— Кто ж его знает!

Становой поднял голову и, окинув молниеносным взором толпу, крикнул:

— Где этот Булатов? подать его сюда!

— Здесь я, — отозвался мужик.

И, протискавшись, он подошел к становому, поклонился и проговорил:

— Здравствуйте…

— Мое вам нижайшее почтение, — подхватил становой, комично вскакивая с места и еще комичнее раскланиваясь с растерявшимся Булатовым. — Садитесь, пожалуйста…

Но вдруг, переменив тон и вытянувшись во весь рост, крикнул грозно:

— Почему нет овец? а, почему?

— У меня-то?

— Известно у тебя, скотина! — заревел становой, затопав ногами. — Говори! Почему овец нет? Пропил, каналья!..

— Подохли…

— Подохли! отлично!.. Так почему же ты-то не изволил подохнуть одновременно с ними!.. На кой же тебя черт, коли ты податей не платишь и вместе с тем беднее нищего!.. Говори, отчего податей не уплатил…

— Знамо отчего!.. Управка не взяла…

— Какая уж там управка! — загалдело несколько мужиков. — Сами-то чуть не подохли…

— Молчать! — крикнул становой и так сильно ударил могучим кулаком по столу, что вся толпа мгновенно притихла. — Жаль, что не подохли!.. Плодитесь вы, черти, а не дохнете… Жрете только да детей рожаете… Вишь, с голодухи-то навоняли как!.. Тьфу!

И обратясь к письмоводителю, сидевшему за тем же столом с пером в руках, прибавил:

— Пиши! У Ивана Булатова лошадь одна, корова — одна, овец нет…

Письмоводитель пригнулся, сбоченился, и перо быстро забегало по бумаге, а становой снова обратился к толпе:

— Вот я вам покажу, как податей не платить! Вишь, брюха-то распустили!.. Чего в затылке-то скребешь!.. Обовшивел!.. Небось я и вшивого достану, не побрезгаю… От меня не уйдешь!.. В воду бросишься — невод запущу! В лес убежишь — лес вырублю! В землю уйдешь — землю раскопаю!.. В солому уткнешься — солому подожгу…

XVII

В этот самый момент дверь распахнулась, и в правлении показался отец Иван.

— Чур меня! Чур меня! — кричал он: — батюшки, какие страсти!

— Врешь, не отчураешься, — крикнул становой.

— Неужто?

— Верно говорю.

— За мной податей нет…

— Податей нет, так другие провинности найдутся. — У полиции чистого человека нет… Хоть что-нибудь, а уж найдет…

— Бедовый же ты! — проговорил отец Иван и, подойдя к становому, подал ему руку. — Однако поздороваться все-таки надо. Здорово, коллега.

Становой был ему товарищ по семинарии.

— Здорово, здорово…

— Как поживаешь?

— Твоими священными молитвами скрипим кое-как…

— И окроме меня молельщиков-то у тебя много.

— Еще бы! — подхватил становой: — из священной породы тоже! Кто попом, кто дьяконом, кто дьячком. Только, видно, молиться-то ленивы. Вот часа три кричу здесь, охрип даже, а толку нет все-таки… А все ты виноват, — закричал становой, обращаясь к старшине, почтительно стоявшему впереди толпы. — Вишь, медаль-то развесил!.. Не медаль тебе, а бабьи ожерелья навесить бы надо, потому — сам-то ты ни старшина, а баба.

И, быстро обернувшись к отцу Ивану, становой прибавил:

— Ах, в Репьевской-то волости старшина у меня прелестный!.. Бриллиант, а не старшина! Волость вот как в руках держит… Все по струнке ходят… Какие мосты, какие гати! Намедни губернатор проезжал, так даже обнял и расцеловал его! Так, посреди гати, остановил лошадей, вышел из кареты и расцеловал… Все-то у него в порядке, куда ни загляни. Пожарный обоз восторг, по улицам деревья растут.