Град безначальный. 1500–2000

Дела у гетмана невероятно худы.
Не верится, сколь он бывал великолепен!
Ребром, в котором бес, и орденом Иуды,
и много чем еще отмечен путь Мазепин.

В той Варнице полно медов да винограду,

что пахнут мухами – на то роптать навищо?
Мазепа здесь живет, просравши ретираду,
и близкой смерти ждет, развесивши усища.

Зачем ему казна, с которой он удрапал?

Он держит золотой, из бочки оный вынув,
с ним что на крышу лезть, что укладаться на пол,
когда за семьдесят, – уже не до цехинов.

Соратники сидят, как куры на насесте,

горюя, что война ще даже не почата,
а гетман пыжится и потребуе мести,
турбуясь за свои тяжелые бочата.

Он шуйцей обнимал ту Мотрю, что Мария,

сто тысяч крепостных десницею облапив:
и теплилась в душе наисолодша мрия:
навидавшись в Москву, побить усих кацапив.

Страшися пуговиц, король холодной Сверье!

Коль с левой встал ноги, то все не слава богу,
коль даже у своих утратил ты доверье,
безглуздо уповать на свейску допомогу.

А королю конец: он скоро сломит шею

и в битве с турками утратит кончик носа,
под пули датские полезет он в траншею
и боле не задаст ни одного вопроса.

Проходит снизка дней безрадостных и серых,

перед грядущим страх, пересыхает в глотке;
казаки сердятся, – зачем ты, гад, в Бендерах
серебряные все распродал сковородки?

Кто поумнее, тот ховается в вертепы,

за дело гиблое бессмысленно сражаться.
Вот осень на дворе, и больше нет Мазепы,
и скоро тронутся подводы до Галаца.

История не то, что мы сегодня строим,

а то, чем мы потом историкам потрафим, —
кто через триста лет запишется героем,
не станет размышлять про несколько анафем.

И ураган, и гром, и бесконечный ливень,

народ возликовал и буйствует призывно,
апофеоз судьбы – купюра в десять гривень,
пусть это и никак не золотая гривна.

Не порти праздника, не лапай маскарада,

гордыню прибери, и скатертью дорога!
Ликует все страна, твердя, что эта зрада —
высокоякисна чудова перемога!

Игнат Некрасов Заветы. 1710