Град обреченный. Путеводитель по Петербургу перед революцией

Здание было построено в 1877 году архитектором Василием Кенелем по заказу циркового наездника и антрепренера Гаэтано Чинизелли.

Это первое в России сооружение из камня, возведенное специально для цирка. В оконных проемах – изображения муз: Мельпомены – в центре, Эвтерпы – в левом и правом окнах фасада, и Эрато – в боковых окнах ризалита. Оформление зрительного зала было выполнено с роскошью: газовые (а потом и электрические) хрустальные люстры, малиновый бархат, золото, зеркала в зрительном зале и фойе. Билетеры и униформисты в ливрейных фраках и накрахмаленных пластронах. Программки на шелке, на русском и французском языках. Царская ложа, в которую вела специальная дверь. Светская публика абонировала ложи и места в партере. Для широкой публики предназначались второй ярус и стоячая галерка, огражденная барьерами, к которой вел отдельный боковой вход: вниз не спустишься. Цирк вмещал 5000 человек, сидячих мест – всего 1200.

Цирк Чинизелли. 1908

Конюшня – отдельный аттракцион: сюда приходили посмотреть не столько на лошадей – фонтаны, аквариумы с золотыми рыбками, стены облицованы мрамором, асфальтовые полы. Допускались только люди партера и лож.

К началу 1900-х годов во главе петербургского стационара стоял Шипионе Чинизелли, второй сын основателя – Гаэтано Чинизелли.

Цирк со времен Николая I – излюбленное великосветское удовольствие. Особенно привлекали гвардейских офицеров конные трюки, у цирковых наездников было чему поучиться. Генерал Игнатьев вспоминал: «В ту пору, по освященному традицией порядку, большинство офицеров по субботам ездило в цирк Чинизелли, где собирался в этот вечер весь веселящийся Петербург; я лично, между прочим, бывать там не смел из-за всенощной у бабушки на Гагаринской. И вот в один из понедельников, за завтраком в кавалергардской артели, все наперебой рассказывают о невиданном новом номере высшей езды француза Филиса. Последний, говорят, на чистокровном английском коне показал в субботу в цирке такое несравненное искусство, что публика замерла от восторга».

«Петербургская газета» писала: «Если вам захочется посмотреть на последние новинки парижских мод, на новую манеру носить лорнет, на золотую мушку, которую наклеивают между бровями, или на бриллиант, вставленный между передними зубами красавицы, то вам следует зайти в субботу в цирк, где собирается весь демимонд».

Еще одним соблазном для публики служили цирковые актрисы, любовные отношения с которыми были так же престижны, как романы с актрисами Императорских театров. Шипионе Чинизелли хвастался направо и налево связями сестры и жены с великими князьями. Его жена Люция Чинизелли была одно время любовницей великого князя Владимира Александровича. Бурная молодость сестры – Эммы Чинизелли закончилась браком с бароном Шакельбергом.

Шипионе и Люция Чинизелли принадлежали к петербургскому полусвету, но отличались снобизмом: «У них был лакей, горничные в наколках, грумы, обстановка из лучших тогдашних магазинов и выезды такие, что на них заглядывались на Островах, особенно же закладка догкарта, которым правил сам Шипионе, тогда как около него сидела Люция и два фокса бежали у экипажа. В часы катаний на Морской и на набережной, закладки Чинизелли – всегда английская упряжь – и туалеты Люции обращали на себя всеобщее внимание».

Роскошный особняк на Каменном острове рядом с Каменноостровским театром позволял устраивать приемы. «У Чинизелли бывало самое пестрое общество, – пишет историк цирка Евгений Кузнецов. – Тут можно было встретить и мелкого репортера “Петербургского листка” или “Газеты”, и влиятельного редактора “Нового времени”: Шипионе Чинизелли зорко следил за прессой, цинично относясь к ее представителям, на что имел полное право, так как почти все рецензенты были у него на жалованье. Затем у них встречались кое-кто из коннозаводчиков, из офицеров постоянного состава офицерской кавалерийской школы, разные биржевые дельцы – Шипионе поигрывал на бирже порядком – и те неопределенного вида господа, источники существования которых были никому неведомы».

Чинизелли любил публичность. Хотя сам уже не участвовал в представлениях (упал в свое время с лошади и сломал ногу), он ежевечерне начинал цирковой вечер – выходил в манеж сквозь строй униформистов, выстраивавшихся шпалерами, принимал от шталмейстера шамберьер и выводил шестерку или восьмерку соловых жеребцов завода князя Сангушко.

Его супруга Люция, в амазонке последней модели, под свет прожекторов и звуки танго выезжала на арену, но трюков избегала, делала несколько танцевальнообразных па, потом подымалась в служебную квартиру при цирке и разрешала камеристке переодеть себя в вечернее платье. Опираясь на руку прихрамывавшего мужа, спускалась вниз, и супруги занимали свои места в первом ряду.