Град огненный (СИ)

Тогда он повторяет тот самый неприличный жест, что запечатлен на исторической пленке. А я в сердцах отшвыриваю ручку, и какое-то время бессмысленно смотрю на календарь, где изображена лягушка, упирающаяся в разинутый клюв подхватившей ее цапли.

«Никогда не сдавайся!» — гласит дурацкая подпись под дурацкой картинкой.

Я протягиваю руку к телефону и снимаю трубку.

24 апреля (пятница)

Семь сорок пять.

Она действительно пунктуальна, как и говорил Расс. Проходит мимо, беспечно покачивая футляром и подняв воротник плаща — утро сегодня ветреное. Я окликаю ее:

— Жанна!

Девушка вздрагивает и круто оборачивается на каблуках.

— Ох, — произносит она. — Вы меня напугали.

Нахмурившись, скрипачка пытливо рассматривает мое лицо, будто силится вспомнить, где видела раньше. Это у меня память цепкая, а у нее оказалась не очень. Возможно, все васпы для людей одинаково серы, и достойны внимания не больше, чем пролетающие мимо мухи.

Вот только тревога в глазах девушки напоминает о том, что мухи когда-то умели больно жалить.

— Вы наш новый дворник? — наконец, спрашивает она.

Вопрос кажется столь нелепым, что я едва сдерживаю улыбку — спугнуть девушку не хочется. Поэтому представляюсь:

— Ян Вереск. Друг Расса Вэйлина. Помните его?

— Поэт с благотворительного концерта? — спрашивает скрипачка, и голос теплеет.

— Именно так. Я знаю, что с концерта вы ушли вместе.

Скрипачка заводит за ухо темную прядь. Тревога сменяется напряжением.

— Если и так, что с того? — сдержанно произносит она. — Я свободный человек и приличная девушка. Вы меня в чем-то обвиняете?

«Только в том, что болван Расс растерял свою хватку», — чертыхаюсь про себя, но вслух говорю:

— Мой друг арестован. Если вы не дадите показания — его казнят.

Теперь она явно выглядит испуганной.

— Арестован? За что?

— По подозрению в убийстве.

И Жанна охает, прикрывает рот ладонью.

— Он не убивал, — поспешно говорю я. — Его подставили. Не знаю, о чем вы говорили наедине… Но этого хватило, чтобы Расс совсем потерял голову. И не заметил, как в его квартиру подбросили орудие убийства.

— Он просто проводил меня до остановки, честное слово! — ее глаза набухают слезами, губы дрожат, и теперь она напоминает маленькую перепуганную девчонку. — Мы говорили… о музыке, о стихах… Потом я уехала, — она мотает головой, и налетевший ветер превращает ее черные волосы в воронье гнездо. — Как это получилось? — шепотом спрашивает она. — Вы уверены…

— Я уверен в его невиновности, — жестко обрываю ее. — Так вы дадите показания?

Скрипачка перекладывает футляр из одной руки в другую, свободной ладонью приглаживает волосы. Ее руки дрожат. Потом она кивает и произносит тихо:

— Если это поможет… конечно, я дам. Когда?

— Сейчас.

Она кивает снова, повторяет:

— Конечно. Едемте.

* * *

В дверях я сталкиваюсь с Аршаном. Тем самым загорцем, о котором писал Пол и упоминал Расс. Я никогда не видел его в лицо, но узнаю сразу. Характерный разрез глаз и широкие скулы явственно говорят о происхождении этого человека, что выбегает из здания полиции так быстро, словно в след ему несется выпущенная стрела.

Налетев на меня, загорец отшатывается и вскрикивает, будто уколовшись о шипы терновника. В его глазах стоит неприкрытый ужас.

— Простите, — вежливо говорю я.

Загорец несколько раз сглатывает, взмахивает руками, будто чертит между нами религиозные символы, а потом сломя голову несется по ступеням. На углу его ждет автомобиль — сверкающий черный седан «Олимпия» с хромированной ланью на капоте. Здесь, в столице, на подобных машинах разъезжают разве что большие начальники. Не такие большие, как Морташ, но имеющие определенный вес в обществе. И загорец к ним явно не принадлежит — промасленная куртка, вытертые на коленях брюки, грязь под ногтями и запущенная стрижка указывают на то, что загорец принадлежит к простому рабочему классу.

И мне не надо расспрашивать инспектора, чтобы убедиться в правдивости своих подозрений. На ее столе лежит раскрытая папка, и я успеваю прочесть на верхнем листе несколько слов: «Протокол допроса свидетеля. Допрос начат в 7 час. 30 мин., окончен в 8 час. 20 мин. Старший следователь Александр Вальц в кабинете N 25 допросил по уголовному делу N в качестве свидетеля г-на Табгая Аршана, дата и место рождения…»

— Присаживайтесь, — говорит Майра, и ловко подсовывает протокол под кипу остальных бумаг. Сегодня — день отлива. По стенам не снуют живые тени, и мертвые не улыбаются мне с пожелтевших фотографий. И это успокаивает.

— Думал, я смогу присутствовать при опросе скрипачки, — на этих словах Майра приподнимает бровь, и я поправляюсь: — Жанны… не знаю ее полного имени.

— Ее опросит лейтенант Вальц, — отвечает инспектор. — Это его работа.

— А ваша работа допрашивать васпов?

— Моя работа анализировать сведения, — не поддается на провокацию инспектор. — И наказать виновного по всей строгости закона.

— Даже если виновный — не васпа?

Майра откидывается на спинку кресла и сцепляет пальцы в замок.