Град огненный (СИ)

— Конечно, к вашим услугам. Вас что-то тревожит?

— Дело не во мне. В моем друге.

И я излагаю причину своего визита. Доктор внимательно слушает, не перебивая. При упоминании о стихах и скрипачке оживляется, всплескивает руками:

— Поэзия и музыка? Вы уверены?

— В том, что Расс не в себе? — хмыкаю. — Абсолютно!

— Нет, нет! — отмахивается он. — Помните наш разговор о душе? Похоже, ваш друг как раз демонстрирует ее наличие! Влюбленный васпа? Это полностью подтверждает мою теорию!

— Можете изучать влюбленного васпу, сколько хотите, — сдержанно отвечаю ему. — Но сначала вытащите из карцера. Желательно, раньше, чем его проведут через испытание Селиверстова.

На последних словах доктор скисает.

— Да, тест Селиверстова, — повторяет он и отводит глаза. — Надеюсь, до этого не дойдет.

— Можете рассказать подробнее?

Доктор снимает очки, протирает их, щурится на меня близоруко.

— Могу рассказать, что знаю… а знаю не так уж много. Я лекарь, а не ученый.

Он словно оправдывается. В его голосе слышится печаль. И я верю ему. Эмоциям, а не словам. В словах ощущается некоторая заученность. Мне думается, он произносил их много раз. И если в глубине души доктор действительно о чем-то сожалеет, то явно не о том, о чем говорит.

— Препарат АТ-3075. Так его назвали, — после небольшой паузы произносит доктор, и я сразу вспоминаю историю Музыканта. Этой дрянью накачивали его, чтобы усилить способности слухача.

— Его создали на основе яда Королевы, — вспоминаю я.

— Скорее, на основе того вещества, с помощью которого возвращали мертвецов к жизни, — поправляет доктор. — Это вещество встроено в ваш генетический код. Первоглина, из которой вылеплены все васпы. Но кроме этого — оно еще и носитель информации.

— Код смерти, — произношу я и машинально прикладываю ладонь к животу. И ощущаю легкое покалывание под ладонью — аккурат в районе солнечного сплетения, куда однажды ужалила Королева.

— Для того и изобрели А-Тэ, — продолжает доктор. — Чтобы перекодировать васпов. Вы в курсе, как происходит кодирование от алкогольной зависимости?

Я молча качаю головой. Некоторые стороны человеческой жизни все еще загадка для меня. Тогда доктор вежливо улыбается и объясняет:

— Оно заключается в выработке отрицательного условного рефлекса на алкоголь. Дело в том, что со временем этиловый спирт, содержащийся в алкоголе, превращается в альдегид — токсическое вещество, негативно влияющее на весь организм. Но постепенно при участии специального фермента яд выводится из организма. Желающему избавиться от алкогольной зависимости вводят вещество, которые связывается с ферментом, участвующим в утилизации альдегида, и блокирует его. Это приводит к сильнейшему отравлению и недомоганию вплоть до комы.

— Играете на инстинкте самосохранения, — усмехаюсь я. — С васпами это не работает.

— У васпов другая беда, но техника лечения схожа. А-Тэ связывается с вашей «первоглиной» или «кодом смерти», если вам так больше нравится. Но блокирует его не сразу. Механизм запускается в буквальном смысле — посредством воздействия на нейроны мозга электромагнитным излучением. Вот тогда и возникает блокирование «кода смерти». И васпы становятся внушаемы.

— Если мы становимся внушаемы, то почему происходят срывы? — угрюмо спрашиваю я, и отвожу взгляд. В голове начинает покалывать и гудеть, будто эхо свирепствующего там пожара. И я неосознанным жестом прижимаю пальцы к виску.

— Потому что тест Селиверстова оказался недоработан, — с сожалением произносит доктор. — Внушение — лишь внешний эффект, не глубинный. Ведь ваша потребность в насилии — это не зависимость, как у алкоголика. Это часть вашей личности. Тест Селиверстова глушит эту часть, уводит в ремиссию… на некоторое время. А я, как ваш куратор, сижу с большой сигнальной кнопкой в руках. И в случае срыва — нажимаю ее.

— Но вы не нажали.

— В каком-то смысле — нет, — признается доктор. — Видите ли, я всегда считал и считаю до сих пор, что тест Селиверстова — лишь временная поддержка, которую можно оказать и медикаментозно. Но если вам есть, ради чего бороться — вы сами сможете совладать с внутренним зверем. И признаюсь честно: меня радует, что вы — смогли.

Морщусь. О срыве вспоминать неприятно и болезненно.

— Вы думаете, я сдержался сам?

И сердце сжимается и холодеет. Секундная пауза тянется, как смола. В ней вязнут все внешние звуки.

— Вы сдержались сами, — наконец произносит доктор.

И тишина лопается. Возвращается и тиканье часов, и отдаленный уличный шум, и скрежет веток по стеклу. Я откидываюсь на спинку дивана и съедаю сразу две шоколадные конфеты. Во рту становится сладко, и сладость разливается по телу, а кровь отбивает в висках радостное: «Я сам… я сам…»

Доктор смеется.

— Вы рады этому, голубчик, не так ли?

— Чертовски! — признаюсь я.

Сейчас совершенно не хочется таиться и лгать. И пусть тени сколь угодно акулами ходят по кругу, уверен: если однажды у меня получилось победить внутренних демонов, то получится снова.