Град огненный (СИ)

— Ах ты! — она поднимает яростный взгляд, в глубине ее глаз вспыхивают зеленые искры. Ее руки на автомате довершают манипуляции, перезаряжая барабан, взводят курок. Знакомый щелчок порождает волну электричества, прокатывающуюся по моему телу и оставляющую после себя приятное покалывание.

— Я не с ними, — проговариваю быстро, на счету каждая секунда. — Они убьют. Тебя и меня. Подкрепления нет?

Майра тяжело дышит, и я ощущаю ее отчаяние, ее страх. Это обволакивает, будоражит, как и чувство опасности, и запах нагретого металла и пороха.

— Значит, нет, — делаю вывод. — Объясню позже, — указываю во тьму, за груды железного хлама. — Дорога выходит к переезду. Должны успеть.

Она не отвечает, только стискивает зубы и решительно кивает, а тень от фуражки падает на лицо, скрывая ее сверкающие лисьи глаза.

Враг моего врага — мой друг? Так, кажется, говорят люди? Хорошая поговорка.

Незнакомцы приближаются, но не спешат выскакивать на дорогу. Двое засели за трактором, где несколько минут назад прятался и я. Остальных не вижу, и это совсем не хорошо: похоже, нас пытаются взять в оцепление.

По нам палят снова, теперь уже сбоку.

— Ходу, ходу! — шиплю Майре, и она срывается с места. Несется широким скользящим шагом, уходит из-под луча прожектора, растворяется во тьме, и уже оттуда палит в ответ. Несусь следом. Внутренности скручивает жар. Спотыкаюсь о покореженную жестянку, падаю, что-то цепляет рукав куртки. Дергаю из всех сил и слышу треск разрываемой ткани. Пытаясь подняться, упираюсь ладонью во что-то острое. Болью пронзает, как током. Волоски на коже встают дыбом.

Воздух вспарывает отчаянный крик. Я не оборачиваюсь, продолжаю бежать, и без того понимая: кто-то из преследователей ранен. Правая ладонь зудит, в голове пульсирует мысль: успеем или нет?

Перепрыгиваю ржавое колесо, под ногами в лепешку сминаются пластиковые контейнеры. Впереди, за грудой щебня, сереет дорожная петля. Несусь туда и поздно замечаю человека, выпрыгивающего из тени. Болезненный толчок в грудь. Словно в сердце с размаху втыкают раскаленную спицу. Под ногу подворачивается тракторная цепь. Я спотыкаюсь, балансирую, пытаясь удержать равновесие. Потом из-за спины доносится хлопок — и человек напротив меня вскидывает руки и заваливается на спину. Мы падаем почти одновременно. Я бьюсь затылком обо что-то твердое, и свет прожектора тускнеет. В последний момент вижу перевернутую тень и чьи-то запыленные ботинки в сажени от меня. Свет мигает и сжимается в белую точку. Затем пропадает и она.

* * *

Сначала возвращается ощущение жжения. Саднит и чешется под ребрами, там, где вошла невидимая раскаленная спица. Выстрелы грохочут, пробиваясь через плотную вату, над ухом слышится мерное «шу-у…»

Приоткрываю веки.

Свет — белая полоса. Тень — черная. Они сменяют друг друга, чередуясь, как в калейдоскопе. Появляется ощущение движения, словно кто-то тащит меня по гравию.

Шу-у-ух…

— Тяжел ты, босс! — насмешливый, с хрипотцой, голос прорывает окутавшее голову ватное облако.

— Ф… ран… — вместе с именем на подбородок выплескивается горячая слюна, на языке железистый привкус.

— Так точно! — пыхтит сержант и подхватывает меня под руки. — А ну-ка! Сам!

Реальность возвращается. Ладони упираются в коробку кузова. Пахнет от кузова специфически, и я инстинктивно морщусь.

— А что ж, не фиалки вожу! — пыхтит Франц и помогает добраться до кабины. — Давай-ка, соберись!

Из кабины высовывается Майра, подхватывает меня и тянет наверх. Грудь обливает жаром и болью, я стискиваю зубы, но все-таки забираюсь в кабину и уже там, расслабившись, дрожащими пальцами ощупываю куртку. Ткань мокрая и липкая. В подкладке что-то похрустывает. Франц, усевшись на водительское место, косится исподлобья, резюмирует:

— Бывало и хуже.

Мусоровоз тарахтит, как летящий на свет хрущ, прет мимо завалов мусора. Майра кричит в рацию:

— Да! Именно на свалке!.. Что? Откуда мне знать? Тут раненый! Да, везу в госпиталь! Впереди в свете фар вырастает полосатый шлагбаум, на наше счастье, поднятый. Семафор молчит. А, значит, мы скоро минуем переезд и окажемся в населенной части города. В боковом окне ни черта не видно: все сглатывает тьма. Но вскоре в зеркале я замечаю проблеск точек.

— За… нами… — тычу в стекло.

Франц глядит в зеркало и чертыхается.

— Сворачивай на Песочную! — отрывисто говорит Майра. — Я предупредила постовых.

— Тогда держитесь!

Франц выжимает из своего монстра все, что может. Колеса грохочут, переезд остается позади.

— Спасибо… что прикрыли, — говорю я.

Майра глядит неприязненно, зло.

— Мы еще поговорим об этом, — сухо обещает она. — Позже. Когда очухаешься.

— Я почти в порядке, — сажусь ровнее, игнорируя обжигающую боль. Опускаю руку в карман, нащупываю пробирку и шприц. Выдыхаю расслабленно: не потерял. Голова постепенно проясняется, хотя сердце все еще выстукивает гулкие ритмы. Майра снова включает рацию, говорит в нее отрывисто:

— Приближаемся к посту Двести четыре. Пост Двести четыре, как слышно?

Рация квакает, из динамика доносится искаженный помехами голос:

— Прием. Вас понял. Ожидаем.