— Если знает, то собирает вещи. Это не первый раз, когда он спасает свою задницу. Зато если мы проникнем в хранилище, то накопаем приличный компромат на него, — я встряхиваю бородача за шкирку. — Ведь там хранятся отчеты о вашем предприятии… хм… минеральных удобрений?
Бородач не отвечает, его глаза бегают, на лбу выступает испарина. Конечно, я прав. Об этом говорил профессор Полич. Этого ждет Майра. Это спасет репутацию Тория. И именно за этим я здесь.
— Франц, — говорю я. — Возьмешь камеру. Где-то здесь инкубатор. Сделаешь снимки.
— Так точно, босс! — с готовностью отвечает сержант. — Вы в спецхран?
Киваю. Инкубатор — еще одно доказательство. Такое же, как труп шудры на свалке, как крышка с символом Эгерской корпорации «Forssa», как клеймо на груди Марка. Но только я видел архивы Дарского эксперимента, и только я знаю, что искать. В мире людей бумаги значат многое, а протоколов вскрытия шудр, отчетов о лабораторных экспериментах и финансовых накладных хватит на то, чтобы засадить Морташа в тюрьму до конца его дней.
Группа 1
Фотокамеру дает Марк, хотя он уверен, что если васпы доберутся до хранилища, снимки не понадобятся — материалов там достаточно. Но доказательств много не бывает. Франц прижимает камеру к бронежилету и несется следом за Нортом, оставляя позади судорожно подергивающие тела охранников и раненых васпов. Мигающий свет ламп тускнеет, окрашивается красным, и весь мир становится, как отпечаток с негатива: красный и серый, кровь и дым.
Коридор петлей загибается влево и плавно уходит вниз. Здесь почему-то теплее, чем наверху, и резко пахнет лекарствами. Совсем как в реабилитационном центре, а еще раньше — в одном из лагерей, отстроенных Морташем на границе Дара. В главном корпусе тоже было несколкьо уровней доступа, и Франца не допускали дальше первого. Но он помнил, как несло медикаментами из-за бронированных дверей, видел клетки, накрытые брезентом, которые везли на грузовиках. В клетках кто-то копошился и хрипел, а иногда из-под брезента выныривало нечто, лишь отдаленно похожее на руку, и тогда воздух наполнялся удушливой звериной вонью.
Двери из матового стекла пропускают васпов, хлопают за спиной замыкающего Тима. Здесь лампы сияют ярче, и Франц приставляет к глазам ладонь и едва не врезается в выскочившего наперерез мужчину. Тот взмахивает руками, кричит:
— Нельзя! Сюда нельзя!
Франц бьет ему в челюсть. Мужчина мешком оседает на пол. Стены коридора дрожат и расплываются, и Франц падает спиной в чьи-то подставленные руки. К горлу подкатывает тошнота, в мозгу пульсирует боль, и белый свет режет по глазам, как лезвие ножа. Франц пытается встать. Ноги подгибаются, во рту чувствуется привкус крови, и сержант отхаркивает густую слюну.
— Проклятая… блокада, — сипит он, утирается рукавом и только потом осматривает камеру. — Не разбил.
У дальней стены в ряд вытянулись несколько столов с компьютерами. Все мониторы включены, и на каждом — черно белое изображение одной огромной палаты. Снятой с разных ракурсов. Франц сразу понимает, что это трансляция с камер наблюдения. Шатаясь от слабости, он подходит к ближайшему монитору и застывает: в центре экрана крупный план человека, привязанного к кровати. Тело обвито трубками, рядом мигает индикаторами аппарат жизнеобеспечения. Глаза у человека закрыты, голова обмотана бинтами, а от груди и вниз, до пупка, тянется зашитый через край прозекторский шов.
— Сержант! — окликает Норт.
Франц слышит, но не может пошевелиться. Пот катится по шее за воротник, оседает на губах соленой влагой. Человек с трубками в теле не мертв, но в коме, поднимается и опускается впалая грудь. Франц не знает, подвергали его вскрытию при жизни или вытащили с того света, но знает одно: Ян был прав, эксперименты на людях — живых или мертвых — действительно продолжаются. Иронично, что положить этому конец пришли нелюди.
Группа 2
Сонный дротик ввинчивается охраннику в щеку, разрывая кожу. Человек стреляет в ответ, но пули уходят в потолок, выбивают из ламп искры. Потом снотворное начинает действовать: у охранника подкашиваются ноги, его шатает, как пьяного, палец заклинивает на спусковом крючке, но магазин разряжен, и я слышу только ритмичные щелчки.
— Расс, в порядке? — кричит Рэн.
— Живем! — радостно скалится комендант и перезаряжает винтовку. Дротиков осталось немного, но я надеюсь, их хватит, чтобы дойти до самого хранилища. Об обратном пути не думает никто из нас. Возможно, его не будет, или все-таки на помощь подоспеет моя рыжая с группой специального реагирования. Хочется верить, что, приложив должное упорство, Майра достанет и рога с головы черта, не то, что ордер на арест.
За спиной надсадно хрипит бородач. Он больше не просит отпустить его — бесполезно, поэтому послушно бредет рядом, подталкиваемый Рэном и время от времени прячась за его же спиной.