Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Осуществляя подобного рода «ведомственно-частно-кооперативное» строительство руками и деньгами членов жилищно-строительных кооперативных товариществ, власть получала в свои руки жилой фонд, который на самом деле (законодательно) являлся государственной собственностью. Именно поэтому «частное» строительство индивидуальных жилых домов в рамках государственно-ведомственного кооперативного движения не только не запрещалось, а, наоборот, приветствовалось. Власть допускала и поощряла возведение «частного» жилища законодательно, подталкивала людей к внесению личных средств в его строительство, при этом законодательно формируя право распоряжаться им так же свободно, как и другими типами жилищно-домовой организации.

Вселения, выселения, переселения в частном жилище производились точно так же, как и в остальных видах домовладений. Не владелец частного дома решал, вселять ему в свой дом арендаторов (и на каких условиях), а власть – жильцы вселялись в частное жилище постановлениями жилищных и коммунальных отделов НКВД в количестве, определяемом этими же органами[224]. Не владелец частного дома определял, пускать или не пускать ему на временное пристанище в принадлежащие ему хозяйственные постройки (расположенные на территории частного домовладения) оставшихся без крова людей, а власть – специальными постановлениями она закрепила за собой право подвергать этих лиц принудительному выселению[225]. Не владелец определял, какую площадь будут занимать размещенные коммунальным отделом (против его воли) в его жилище люди, а власть – заселение осуществлялось по общегражданской жилищной норме, и при этом власть сама решала, предоставлять ли отдельным категориям жильцов дополнительную площадь (которую они получали фактически в чужом доме) или нет[226]. Не хозяин, а органы государственной власти решали, когда и кого следует выселить из данного строения – в постановлениях о выселении перечисляются категории лиц, подлежащих выселению в административном порядке, в том числе из частных домовладений.

Кроме того, власть облагала частно-владельческие дома такой же квартирной платой, что и муниципализированные и национализированные. Но, даже включая в квартплату стоимость эксплуатации, амортизации строений, погашения процентов на затраченный в строительстве капитал и пр., предлагала при этом ремонт и прочие работы по содержанию дома в нормальном состоянии осуществлять владельцам домов самим – за свой счет. Делалось это под угрозой изъятия плохо содержащихся строений[227], а законодательные основания подобной «муниципализации», зафиксированные в принятом еще 8 августа 1923 г. «Положении об управлении домами», продолжали действовать вплоть до начала первой пятилетки.

Власть руками ведомств сама возводила отдельно стоящие коттеджи усадебного типа (правда, в незначительных объемах), используя их для поощрения приближенных к себе: руководителей советских строек, местного партийного и энкавэдэшного руководства и т. п. Однако свою официальную градостроительную политику основывала прежде всего на многоквартирном жилье коммунального заселения, строительство которого осуществляла силами ведомств, то есть через администрацию предприятий и учреждений. Она активно формировала ведомственный жилой фонд, предназначенный для расселения прежде всего промышленных рабочих и членов их семей, и поэтому законодательно предписывала местным советам «отводить государственным предприятиям под строительство рабочих жилищ… участки земли под застройку… на возможно близком расстоянии от соответствующих фабрик, заводов, мастерских и т. п.»[228]. Именно в этот тип жилищного строительства направлялись (и в рассматриваемый период, и в последующие годы) основные объемы финансовых средств, выделяемых государством на жилстроительство.

Противодействие инициативам жилищной кооперации со стороны органов, осуществлявших государственную градостроительную политику, возникало лишь в тех случаях, когда жилищный кооператив создавался независимо от администрации или когда его правление, используя имевшиеся лазейки в законодательстве, пыталось самостоятельно распоряжаться заселением возведенного жилья или, что еще хуже, передавало построенные домостроения жильцам на правах собственности. Последнее было особенно нетерпимо потому, что в этом случае жилище становилось основой независимости людей от воздействия на них государства. Поэтому органам власти приходилось постоянно укрощать самостоятельную жилищную кооперацию и идеологически, и политически, и организационно, и законодательно[229]. И хотя кооперативное жилище согласно принятым в начале 1920-х гг. декретам являлось обособленным видом собственности, которая не сводилась к государственной собственности, власть стремилась распоряжаться ею точно так же, как и всеми прочими видами: ведомственной, муниципальной – и постоянно корректировала под эту задачу существующее законодательство.